— Хорошо, это было бы очень кстати. Не понимаю, как это тебе вообще удалось найти соседку, которая так много рассказала о Соболеве.
— Но я пообещал, что ее не станут беспокоить. Это было условие, которое мне не хотелось бы нарушать.
— А если это она убила своего соседа? Что, если и она была его любовницей? — К счастью, Валентин произнес это с иронией.
— Понимаешь, у нас с тобой такая работа, что многое строится на определенных договоренностях с людьми, которые мне не хотелось бы нарушать. Тем более что расследование еще не закончилось и мне, возможно, придется не раз встречаться с это Ларой. Если бы она убила, то вряд ли вызвалась сама мне помогать. Зачем ей это нужно? К тому же у нее есть алиби: на момент совершения убийства ее вообще не было в Москве.
— И где же она была?
— В Питере, у сестры в гостях.
— Мы можем это проверить?
— Думаю, да. Записывай: Лариса Ивановна Михалева.
И хотя я был абсолютно уверен в невиновности соседки, я счел вполне уместным сообщить следствию ее фамилию и даже дать возможность проверить ее алиби хотя бы затем, чтобы продемонстрировать Ракитину свое полное доверие к нему. Что поделать, если моя работа требовала находиться в деловой связке с официальными органами и мои отношения с представителями закона строились на очень хрупких личных контактах и обещаниях. Однако те представители следственного комитета или прокуратуры, с кем приходилось вести параллельные расследования, понимали, что и я могу быть им весьма полезен. Сколько уголовных дел было ими раскрыто с моей непосредственной помощью!
— А что там с вашим пианистом? Не нашли?
— Нет. И студентка его, Татьяна Туманова, тоже куда-то пропала. Мы пробовали узнать номер телефона ее матери, она живет во Владимирской области, на станции Полевая, но в училище таких данных почему-то не оказалось. Мы отправили запрос в местную полицию.
Я похолодел. Хотя этого и следовало ожидать. Оба — и преподаватель, и студентка исчезли, где искать девочку? Конечно, дома, у матери! Мне надо было срочно связаться с Таней и попросить ее позвонить домой, сообщить, что с ней все в порядке, что она жива и здорова.
— Знаешь, эти музыканты, люди искусства, — темные лошадки, — поделился своими впечатлениями от общения, как я понял, с Кларой, Валентин. — Я вот смотрю на нее, вроде бы такая культурная, воспитанная женщина, а ведь глядит мне в глаза и — лжет! Не улыбается, вполне себе серьезная, разыгрывает из себя расстроенную, просто убитую горем сестру пропавшего брата, а ведь точно знает, где он прячется. Спрашивается, если бы он не был замешан в этой истории, зачем бы ему прятаться? Что, Ефим Борисович, разве я не прав?