Монтальво был доволен подобным соглашением, потому что в душе он боялся этой женщины, красивое лицо которой застыло в выражении вечной ненависти. Он не мог забыть того ужасного проклятия, которое глубоко запечатлелось в его суеверном уме и жило там, не знал ни одного часа покоя. День и ночь его преследовал страх, что его убьет жена.
И действительно, если когда-либо смерть смотрела из глаз женщины, то она смотрела из глаз Лизбеты. Монтальво казалось, что ее совесть не смутится подобным делом, что она увидит в нем возмездие, а не убийство. Ему становилось страшно при этой мысли. Каково будет в один прекрасный день, выпив вина, почувствовать, что огненная рука терзает твои внутренности, потому что в кубке был яд, или, еще хуже того, проснуться ночью и ощутить стилет, вонзившийся тебе в хребет. Не удивительно поэтому, что Монтальво спал один и всегда тщательно запирал дверь.
Однако он напрасно принимал подобные предосторожности: что бы ни говорили глаза Лизбеты, она не имела намерения убивать этого человека. В своей молитве она передала это дело в руки Высшей власти и была вполне уверена, что возмездие может быть отсрочено, но в конце концов постигнет виновного. Что же касается денег, то она беспрепятственно отдавала их. С самого начала она инстинктивно почувствовала, что ее мужем руководила не любовь, а исключительно коммерческий расчет, в чем скоро вполне убедилась, и ее надеждой, величайшей надеждой стало, что когда ее богатство иссякнет, муж не станет удерживать ее.
Речной бобр не любит жить в сухой норе, – говорит голландская пословица.
Но какие то были месяцы, какие ужасные месяцы! Время от времени Лизбета видела мужа, когда ему бывали нужны деньги, и каждую ночь слышала, как он возвращается домой, иногда нетвердыми шагами. Два или три раза в неделю она получала приказания приготовить роскошный обед для мужа и человек шести или восьми его товарищей, а затем начиналась крупная игра. После таких вечеров в дом являлись странные люди, между которыми часто бывали евреи, и ждали, пока Монтальво не встанет, и иногда ловили его, когда он пытался проскользнуть из дома задним ходом. Лизбета узнала, что то были ростовщики, желавшие получить деньги по старым долгам. При таких обстоятельствах ее значительное, но не громадное состояние быстро таяло. Скоро денег уже не стало, затем были проданы паи в некоторых кораблях, наконец, имение и дом заложены.
Время между тем шло…
* * *
Почти тотчас после отказа Лизбеты Дирк ван Гоорль уехал из Лейдена и вернулся в Алкмар, где жил его отец. Двоюродный брат его и друг, Хендрик Брант, остался в Лейдене для изучения золотых дел мастерства под руководством знаменитого мастера по филигранным работам, известного под именем Петруса.