Излишне было бы следить за их упражнениями, которые окончились так, как того можно было ожидать. Фой прыгал то в одну, то в другую сторону, то коля, то рубя, между тем как Мартин едва шевелил своей рапирой. Потом он вдруг парировал удар, и рапира вылетела из рук Фоя, падая позади него и поднимая пыль из его кожаного колета.
– Все равно, какая польза становиться в позицию против тебя, большой скотины, – сказал наконец Фой, – когда ты просто рубишь с плеча. Это не искусство.
– Нет, менеер, так бывает на деле. Если бы мы фехтовали на мечах, то я уже давно изрубил бы вас в куски. И для вас тут особого позора нет, и для меня нет особенной заслуги: мои руки длиннее и удар тяжелее – вот и все.
– Как-никак, я побежден, – сказал Фой, – ну, возьми рапиру и дай мне случай поправить положение.
Они начали фехтовать на легких рапирах, снабженных для безопасности на концах оловянными кружками, и тут счастье переменилось. Фой был проворен, как кошка, и имел глаз сокола, и два раза ему удалось тронуть Мартина.
– Убит, старик! – сказал он после второго раза.
– Верно, – отвечал Мартин, – только помните, что я-то убил вас прежде, так что вы только привидение и больше ничего. Хоть я и научился обращаться с этой вилкой, чтобы сделать вам удовольствие, но не намерен употреблять ее. Вот мое оружие!
Схватив большой меч, стоявший в углу, он стал вертеть им в воздухе.
Фой взял меч из рук Мартина и стал рассматривать. Это было длинное, прямое стальное лезвие, оправленное в простую рукоятку, и с одним словом, вырезанным на нем: «Молчание».
– Почему его зовут «Молчанием», Мартин?
– Думаю, потому, что он заставляет людей молчать.
– Откуда он у тебя? – спросил Фой шутливо. Он знал, что этот вопрос задевал за живое фриза[31].
Мартин сделался красен, как его борода.
– Мне кажется, он когда-то служил мечом Правосудия в небольшом городке Фрисландии. А как он попал ко мне, я забыл.
– И ты еще называешь себя хорошим христианином, – сказал Фой с упреком. – Я слышал, что этот меч должен был отсечь тебе голову, а ты как-то ухитрился стянуть его и удрать.
– Было что-то в этом роде, – пробормотал Мартин. – Только все это было так давно, что я уж позабыл. Я так редко бывал трезв в то время, – прости меня, Господи, – что не могу всего ясно припомнить. А теперь позвольте мне лечь спать.
– Старый ты лгун, – сказал Фой, покачивая головой, – ты убил этого несчастною слугу правосудия и удрал с его мечом. Ты сам знаешь, что дело было так, и теперь тебе стыдно признаться.
– Может быть, может быть, – уклончиво отвечал Мартин, – на свете случается так много вещей, что всего и не запомнишь. Мне хочется спать.