Королева говорила спокойным и твердым голосом, только блеск ее глаз и пылающие щеки выдавали жестокое волнение, терзавшее ее сердце.
– Однако позвольте, ваше величество… – начал Герен.
– Я не вправе слушать вас долее, – сказала королева с достоинством и энергией, которых нельзя было ожидать от свойственных ей кротости и застенчивости. – Я приняла решение, и оно непоколебимо. Но я чувствую себя нехорошо, – промолвила она, вставая с места и бледнея, – мне хотелось бы остаться одной.
– Еще одно слово, умоляю вас, – сказал Герен почтительно.
– Мне дурно, прошу вас, позовите моих дам, – возразила королева, заметно побелев и покачнувшись.
Герен хотел повиноваться, но увидев, что королева зашаталась, вовремя подхватил ее. Агнесса, пережив жестокий удар, упала в продолжительный обморок, подобный смерти.
Испуганный Герен созвал фрейлин и, передав королеву им на руки, удалился в сопровождении пустынника, невольно удивляясь кротости и твердости, которые выказала молодая женщина при столь жестоких обстоятельствах.
– Что же вы теперь посоветуете мне, Бернар? – спросил Герен, останавливаясь на последней ступеньке крыльца.
– Ничего более, сын мой, если ты не желаешь подвергать бесполезной пытке эту несчастную женщину. Она непреклонна в своей решимости, а так как у меня никогда не было наклонности раздирать сердце ближних, то я не хочу более вмешиваться в это дело. Прощай, я отправлюсь в замок Куси-Маньи, где меня ожидает молодой безумец, которому я спас жизнь, чем, боюсь, не оказал ему большой услуги.
– Но, почтенный отец, не пешком же вы отправитесь туда! Дорога дальняя, а у меня в конюшне найдется лишний лошак к вашим услугам.
– А отчего же не пешком? – возразил старик. – Наш Спаситель тоже ходил пешком, когда сошел на землю для нашего спасения, а ведь мы не стоим его, монсеньер.
В те времена леса Куси-Маньи простирались по холмам, долам и равнинам. Ныне леса заменены полями, виноградниками и лугами, и солнце проливает свои лучи на землю, некогда затененную непроницаемой листвой столетних дубов.
По этому лесу проходили, пересекаясь, две дороги, а от них по всем направлениям разбегались бесчисленные тропинки, образовывая настоящий лабиринт; между ними вздымались дремучие дебри, куда, похоже, не ступала нога человеческая и где существовали надежные, почти недосягаемые пристанища для беглых солдат и разбойников.
В одно прекрасное июльское утро вдоль проложенной дороги шел один человек. Быстро оглядевшись вокруг, он вдруг повернул на тропинку, ведущую в самую чащу. В руках у него был арбалет, тогда еще новое изобретение, и он с таким вниманием осматривал кустарники, что его можно было принять за охотника, отыскивающего следы серны.