Я еще покрутил ручку настройки и поймал какую-то древнюю попсу. Самое чистое и честное из всего, что я слышал в последнее время. Я представлял струнную секцию в свободных гавайках, оседлавшую вал гармонии. Они исполняли то, что рецензенты рок-журналов некогда считали «жестоко мелодичным и изобилующим избыточной болезненностью». Эти скрипачи своими смычками возвращали музыке сладость. Я даже прослезился, пересекая границу штата Огайо.
Я продолжал терзаться вопросом, почему кредитная карточка Уильяма до сих пор действует, когда из бардачка раздалась птичья трель. Веселое чириканье воробья на микрочипе. Я нашел телефон и отщелкнул крышку.
— Валяй, — сказал я.
Черт побери, как круто я это сказал.
В трубке раздавались помехи, спутник затрахался работать.
— Алло? — сказал я. — Уильям?
— Это Бобби. Ты меня слышишь?
— Местами.
— Добро…
— Это я не расслышал.
— А сейчас?
— Ага.
— Как тебе нравится Индиана?
— Ты шпионишь за мной?
— Звезда драмкружка.
— Что случилось с волей вольной дорог?
— Ты волен остановиться в любой концессии на любой обочине. Скоро будет Стаки. Рекомендую заказать пирог с миндалем в глазури.
— Это мой пароль?
— Нет, всего лишь тотально вкусно.
Искупительный микроавтобус изрыгал клубы черного дыма на стоянке у Стаки. Я припарковал рядом кабриолет Уильяма и вышел из машины. Дверца фургона отъехала в сторону, и мне оттуда улыбнулся Дитц. Его хвост был спрятан под котелок. Ленточка болталась шелковой удавкой.
— Брат, по огню, — хихикнул Дитц. — Добро пожаловать на карусель.
— Я вообще-то уже еду, — сказал я, — но спасибо за приглашение.
— Не думаю, что ты уедешь далеко, — произнес голос позади меня.
Это был Олд Голд. Он разрывал ресторанные пакетики с сахаром и сыпал содержимое в бак кабриолета Уильяма. Дитц схватил меня за руки. Захват у него стальной. Пришлось ждать, пока Олд Голд не достанет из карманов и не выпотрошит все пакетики с сахаром.
— Говорил тебе, надо было купить всю, блядь, коробку, — сказал Дитц. — Всего восемьдесят девять центов.
— Это обдираловка, — ответил Олд Голд.
— Спишем на представительские.
— Но придется объяснять.
— Тогда просто чикни по шинам.
— Радиальные, — сказал Олд Голд, — вредны для лезвия.
Машину вел Олд Голд. Дитц сидел сзади со мной. Там же была лопата, ложе которой блестело, а лоток был черен от масла. Дитц поднял ее, потыкал в какую-то яркую сетку, оторванную от ящиков с клементинами.
— Моя мать когда-то носила примерно такие же, — сказал он. — Блядские чулки.
— Не хочу лодку, — сказал я.
— Всегда найдется еще одна.
— Эй, сзади, заглохните, — подал голос Олд Голд. — Дитц, ты закинул колеса? Мне от тебя больше ничего не нужно. Я командую этой операцией.