– Но вчера вообще день отвратный был, – делилась гримерша дальше. – Эта дива поет шикарно, конечно. Но так нервно все было. Прямо сердце заходилось. Будто беда должна быть. Или давление скачет?
– Вот и у меня, – удивилась совпадению вторая женщина. – Но я думаю, просто у меня интуиция хорошая. Она как запела «Великий царь». Я прямо сижу, дрожу вся и думаю: не к добру. И холодно так было…
– Да знаю я, что это был призрак, – спокойно заявил Полине некий молодой человек бархатным тенором. – Всем же известно, что нельзя Снегурочку исполнять.
– А почему нельзя? – как бы между прочим поинтересовалась Полина.
– Примета плохая, – изрек тенор меланхолично. – Вот и накликали. Но это было странно. Я стоял близко к ложам. Там наверху его не видел. А потом все стали пальцами показывать. Смотрю, он перевесился и летит. А потом… ничего. Я даже испугаться не успел. Было так холодно. У нас тут всегда сквозняки. Я беспокоился, как бы связки не простудить. И… как-то так тяготно было… Знаете, будто я потерял что-то важное. Или могу потерять. Да! Кого-то потерять! Близкого мне человека… Кстати, а вы что сегодня после репетиции делаете?..
– Я в курсе, зачем вы здесь, – сообщил режиссер Стасу. – Это все, конечно, ужасает. Но Владимир сказал, вы хотите его проверить. Призрака. Понимаю, и идея вывести всех из зала хороша. Лишние сплетни не нужны. И да, я его вчера видел. Мы с Владимиром слушали Анну. Ох! Что за голос у нее! Все-таки лирико-колоратурное сопрано – это нечто! И…
– Вы его первым заметили, как я понял? – У Стаса это был уже пятый респондент. Хотелось закончить безумный опрос как можно скорее.
– Не знаю, – режиссер пожал плечами. – Возможно. Но вряд ли. Нет, мне на него кто-то указал. Точно! А так мы слушали Анну. И знаете… С одной стороны, она так пела… Вдохновенно, тепло, но грустно. Я еще хотел после с ней переговорить об этом. А еще я ощутил беспокойство. Такое… личное. Будто я что-то должен сделать, но боюсь этого, и не сделать нельзя, будет хуже. Сильное было беспокойство. И эта грусть у Анны… А тут меня окликнули и наверх показывают.
– Вы смогли разглядеть ту фигуру? – Теперь Стас был более внимателен к словам режиссера.
– Конечно. Сначала я подумал, что это кто-то из моих артистов. И хотел уже возмутиться, почему во время репетиции он не в зале. А потом… Лица не видно было. И вся фигура какая-то зыбкая. Но помню, он был высокий и худой. Я еще подумал, у меня таких нет. Люди, кто поет, у них объем легких большой, а потому и грудная клетка широкая. А этот слишком худой. И в цилиндре он был, что ли? Голова странная. Особенно когда он начал наклоняться вперед… Этот головной убор стал падать, а потом и он сам. А звуков никаких не было! Только сердце билось так, что уши заложило и страшно стало. Жутко страшно. Я Владимира за рукав дернул, показал… И тут Анна закричала.