Все это, кроме «пустяка», я перевел Энрико.
— Угу, прошло уже двадцать минут, — взглянув на часы, сказал он. — Если не получу в назначенный мною срок согласия, прикажу всех вас схватить, связать и запереть в трюме. Нас, итальянцев, тридцать два человека, а вас всего девять. Будете сопротивляться, применим силу.
По его лицу нам стало ясно — свою угрозу Энрико выполнит без малейших колебаний. И тогда Быков, рискуя карьерой, а то и жизнью — могли ведь и в измене родине обвинить, — связался напрямую с Москвой. Он потребовал дать кораблю ради спасения всего экипажа разрешение зайти в греческий порт. Не забыл при этом выложить и второй серьезнейший довод — эсминец плывет под итальянским флагом и ведет его итальянский экипаж.
Энрико невозмутимо ждал и, как прежде, регулярно срыгивал в пластиковый стаканчик. С нами он больше не разговаривал, обращался только к рулевому и штурману. До истечения срока ультиматума оставалось пять минут, когда из Москвы простучали морзянкой — ввиду особых обстоятельств разрешение нам дается, запятая, всю ответственность за возможные последствия берет на себя капитан третьего ранга Быков, точка.
Энрико захлопал в ладоши.
— Браво, а я-то думал, у вас в Кремле одни дундуки сидят.
Быков покосился на него, выразительно поглядел на меня и мудро притворился глухим.
Минут через сорок мы уже входили в узкую, словно дверная щель, островную гавань. А еще через полчаса к эсминцу пришвартовался катер греческой береговой охраны. По трапу на борт поднялись четверо греческих военных во главе со старшим лейтенантом.
Энрико без труда уговорил моего капитана и всю нашу команду залечь на время в каютах и в кубрике. На палубе остались лишь Энрико и я, на тот случай, если возникнут политические проблемы трехстороннего характера.
— Чей корабль, куда плывет? — отрывисто, недружелюбным тоном спросил греческий офицер.
— Не видели разве, на флагштоке наш итальянский флаг? — вопросом на вопрос ответил Энрико.
— Так, мы хотели бы осмотреть каюты и трюмы, — не отступался лейтенант.
Энрико понял, что дальше блефовать опасно.
— Мы плывем в Одессу, чтобы сдать корабль советскому флоту, как это и предусмотрено союзным договором. На борту находятся также девять советских технических специалистов. Один из них переводчик, вот он, — Энрико показал на меня. — Но он говорит только по-итальянски.
— Я тоже знаю итальянский, — почти без акцента ответил, впервые улыбнувшись, греческий офицер. — Недаром же вы у нас целых два военных года отдыхали при полном обмундировании.
Он явно подобрел и даже согласился не осматривать корабль. Правда, запретил не только нам, советским морякам, но и всему итальянскому экипажу сходить на берег.