К ночи Фил терял ориентацию во времени и пространстве, грани реальности стирались, и он начинал разговаривать с героями книги, спорить с ними, а назавтра находил на прочитанных страницах пометки, сделанные карандашом. День ото дня Филатову становилось все больше не по себе, и он начинал задумываться, не является ли все это какой-то новой формой белой горячки.
Потом он стал находить под столом, в постели, даже в уборной клочки бумаги, исписанные трудночитаемыми каракулями. Фил сам не узнавал своего обычно четкого офицерского почерка…
«Что может быть отвратительнее, чем беспощадный коммандос, преобразившийся в ханжеского жреца?»
«Четыре вещи нельзя спрятать: любовь, дым, огненный столб и человека, идущего по открытому пространству».
«Людям не нужен Император-бухгалтер, им нужен хозяин, кто-нибудь, кто мог бы защитить их от перемен».
«…Беречь друзей и уничтожать врагов…»
«— Что такое правосудие? Сталкиваются две силы. У каждой есть право в своей собственной сфере. Человек не может предотвратить эти столкновения, он может лишь разрешить их. Как? Сохраняя друзей и уничтожая врагов?»
«Ты — ребенок, стремящийся стать мужчиной. Когда ты станешь мужчиной, то тщетно будешь стремиться стать тем ребенком, которым был».
«Кто может спасти себя от самого себя?»
«Дурдом, — подумал Филатов, в минуту просветления перечитывая свои каракули и понимая, что он за каким-то чертом делал из книги выписки. — Полный и бесповоротный дурдом. Так, глядишь, скоро и стихи писать начну по пьяни, как Омар Хайям… Омар… к…» — он закашлялся, проглотив пришедшую в голову непристойную рифму.
В феврале бывший десантник побрился от силы раза три. Он никогда так не опускался, даже в тайге, где, кроме пьяной бригады ремонтников линии электропередач, смотреть на него было некому. Филатов, с утра пораньше отправлявшийся на поиски работы, напоминал бомжа; впрочем, его «коллеги», угрюмые неопохмеленные мужики, выглядели ничуть не лучше.
Наступил март. Весной не пахло, во всяком случае в душе Филатова. С утра настроение у него было препоганое, и Юра решил слегка развеяться, побродить по Москве, благо пришла суббота и его предупредили, что работы сегодня не предвидится. Кое-какой «золотой запас» у него оставался, и он решил поехать в Лужники, потолкаться на рынке. Филатов, в общем-то, не был любителем такого рода развлечений, но, чтобы вовсе не одичать, иногда позволял себе выйти на люди.
Приняв душ и побрившись, он облачился в джинсы и кожаную куртку, проверил наличие денег и отправился в город. Было около десяти утра, транспорт по причине выходного дня еще не был забит до отказа, и довольно скоро Филатов оказался на территории огромного спортивного комплекса, волею перестройки превращенного в самый большой базар страны.