Тот подошел к ней, удивляясь своему совершенно не соответствующему моменту состоянию. Поправив подушку, он обратил внимание на то, что на лице, точнее, на носу Васнецовой не осталось почти никаких следов пули Горбатова. Юлия объяснила:
— В «Склифе» работает мой знакомый хирург. Руки золотые, мастер от бога. Заштопал мне нос так, что через неделю следов не останется. Но вообще, нам с Василием крупно повезло…
Юлия помолчала.
— У вас есть какие-нибудь новости? — спросила она через минуту.
— Есть, — ответил Филатов. — Я нашел киллера.
— Что?! — изумилась Васнецова. — За три часа?
— За час. Я его узнал, это был тот же мужик, который изнасиловал мою знакомую девушку в тот вечер, когда похитили Костю.
— И… что?
— Ну… — Филатов замялся. — Он кое-что успел рассказать…
— Успел? Так вы его…
— Сам виноват. Не нужно было дергаться.
Приподнявшаяся было Васнецова откинулась на подушке.
— Так, значит, это изнасилование тоже наши «друзья» устроили? Или…
— Нет, все правильно. На фотографии он опознал Боровикова. Окончательно с киллером должны рассчитаться завтра вечером в придорожном кафе, — он назвал место. — Киллер был уверен, что не промахнулся и сообщил об этом Боровикову. Кстати, я на всякий случай забрал его мобильник, — Филатов положил трубку на стол.
— Юра… Можно, я вас так буду называть? — Филатов кивнул. — Тогда вы меня — просто Юлия. Юра и Юля — хорошо звучит, не так ли? — женщина натянуто усмехнулась. — Так вот, Юра. Этого им простить нельзя. Это во-первых. А во-вторых, они теперь не остановятся ни перед чем. Наняли одного киллера — наймут и другого. Пока они живы — наша жизнь в опасности. Я ни о чем вас не прошу, Юра, но примите это к сведению. У этих людей психика пошла вразнос. Они ведь не мафиози, не убийцы. Садальский — простой хозяйственник, директор, Боровиков — инженер… Вы должны понять, что, когда такие люди решаются на убийство, то их переклинивает навсегда. Нормальными людьми они уже не станут. И значит, пойдут до конца. Или они нас, или мы их, Юра. Вот так обстоят дела.
Филатов физически ощущал ее голос, который, казалось, заставлял густеть воздух, расплываться стены, уходить куда-то в бесконечность потолок. Усилием воли Юрий стряхнул с себя наваждение. Но женщина, присутствие которой заставляло его забывать о реальности, была здесь, рядом. И она продолжала:
— Юра, не подумайте, что я так уж боюсь смерти. Нет, боюсь, конечно, но не в такой степени, чтобы идти на преступление. Но они сделали зло моему сыну! Я не говорю про мужа — он взрослый человек… Правда, недостаточно сильный, чтобы за себя постоять… Я говорю не о физической силе, как вы понимаете. Но ребенок… На такое способны только первостатейные подонки, и любой нормальный человек обязан отстреливать их, как бешеных собак. А я к тому же мать этого ребенка. Я понимаю, что еще довольно молода и у меня могут быть другие дети. Но кто гарантирует, что и этих детей не постигнет судьба Кости? Кто даст гарантию, что на моем пути опять не возникнет какой-нибудь Боровиков или Садальский, которому что-то в наших отношениях — деловых или личных — не понравится?