«Я хотел, чтобы ты любила меня, вот почему!» – лишь мысленно ответил я.
Милли отступила на шаг, и лицо у нее снова стало испуганным.
– Я хотел, чтобы ты любила меня… О черт! – Я остановился и посмотрел на небо: слезы смешивались с холодной дымкой.
Милли отвела взгляд, не желая смотреть на меня.
Хватит слез! Зажмурившись, я выдавил из себя последнюю влагу.
– Чего ты хочешь? – спросил я. – Что мне сделать, чтобы мы помирились?
– Ты солгал мне. Ты меня предал. Я предупреждала, чем это чревато.
Я покачал головой, не веря собственным ушам:
– Ты говорила, что если уличишь меня во лжи, нашим отношениям конец. Ты этого хочешь? Мне просто уйти и никогда тебя больше не тревожить?
Глаза у Милли сузились, рот превратился в жесткую тонкую полоску.
– Да.
Я чувствовал ее злость, ее ненависть, ее отвращение и вытерпеть такого не мог:
– Тогда до свидания.
Со злости на Милли я прямо у нее на глазах прыгнул, сам не зная куда.
На полу городской библиотеки Станвилла я свернулся в клубок и плакал, плакал, плакал…
Переночевал я в стиллуотерской квартире – откинул спинку кресла и накрылся кожаным плащом вместо одеяла. Ни света, ни тепла не было – коммунальные услуги я еще не подключил. Приснился кошмар: папа бил меня за то, что я плакал. Милли в том сне тоже присутствовала – стояла в сторонке и кивала всему, что говорил папа.
Проснулся я в предрассветной мгле. Меня била дрожь, спина ныла. Пожалуй, не стоило пытаться снова заснуть.
Обувшись, я прыгнул на лестничную площадку у бруклинской квартиры.
На двери появились петля, навесной замок и объявление: «Опечатано Управлением полиции г. Нью-Йорка. За справками обращаться к сержанту Д. Уошберну, 72-й участок».
Я прыгнул в спальню. Постельное белье содрали и бросили в угол. Помня об осторожности, проверил другие комнаты.
Копы заметили, что между кухней и гостиной слишком мало свободного пространства. Они сорвали гипсокартонную стену – только денежный шкаф оказался пуст.
На кухне царил бардак. Посуду небрежными стопками составили на разделочном столе. Кое-что отложили в сторону и присыпали дактилоскопическим порошком. Мусор вывалили в раковину и тщательно осмотрели. Не обращая внимания на бардак, я начал переправлять посуду в стиллуотерскую квартиру и расставлять по ящикам. Удивительно, что копы ничего не сломали, хотя разве это важно?
Теперь ничего не важно.
Тем не менее с каждой тарелочкой я обращался бережно и трепетно, тщательно стирая пыль и порошок, прежде чем определить ее в шкафчик. Посуду я купил в конце лета, Милли помогала мне выбирать. Маме она очень понравилась.