Доктор вонзил иглу мне в верхнюю часть правой ягодицы. Сначала боли я не почувствовал, но когда он нажал на поршень, мышцы свела судорога.
– Ой!
– Пешком не ходите. Возьмите такси. Не переутомляйтесь. Пейте как можно больше. Столько, сколько влезет.
Я кивнул, растирая мышцы чуть ниже места укола. Доктор прищурился:
– Вы ведь понимаете меня?
Я негромко засмеялся:
– Неужели я так плохо выгляжу?
– Да, да, очень плохо.
– Ясно. Аптека, домой, много воды, отдыхать. Такси. Что-то еще?
Доктор немного успокоился:
– Через два дня приходите снова. Вы присядьте, пока я рецепты выписываю.
– Я лучше постою, – сказал я, растирая ягодицу.
– Тогда прилягте. – Доктор показал на кушетку. – Как врач, настаиваю. Отдых для вас очень важен.
Закончив с рецептами, доктор спросил, как я себя чувствую.
– Ягодица болит.
– Зуда нет? Нет ощущения, что отекают веки, губы, язык, руки или ноги?
– Нет, а что?
– Хочу удостовериться, что у вас нет аллергии на укол. На сегодня все. Не забудьте прийти через два дня.
Я заплатил наличными, прыгнул в круглосуточную аптеку в Бруклине и взял лекарства по рецептам. Аптекарь возился целую вечность, а сесть было некуда. Когда он все же закончил, я расплатился, выполз на улицу и прыгнул, думая только о постели.
Я попал в пустую темную комнату с мини-жалюзи на окне. Это же бруклинская квартира, до сих пор опечатанная управлением полиции. Идиот! Я сосредоточился, вспомнил стиллуотерскую квартиру, вид из окна на кампус и Милли, бредущую под дождем. Снова прыгнул и на этот раз попал правильно.
Я выпил все нужные таблетки в нужном количестве, дважды проверив каждое лекарство. А то в моем нынешнем состоянии мог ошибиться с дозой. Самыми гадкими оказались антибиотики – сущие колеса, зато я запил их несколькими стаканами воды, чтобы в горле не застряли. Если я правильно понял аннотацию, в следующий раз лекарства пить надлежало утром.
Огромным усилием воли я заставил себя раздеться и рухнул в постель.
Следующие тридцать шесть часов превратились в блеклое пятно: марево лихорадки и антигистаминного препарата, тревожный сон.
Если я не спал, то мысли неминуемо возвращались к Милли. Если я не думал о ней, то думал о полиции. Малейший шорох за дверью внушал уверенность, что сейчас ко мне ворвутся копы. Спотыкаясь, я подходил к окну и с одержимостью параноика озирался по сторонам. Однажды мимо прошел почтальон, и из-за синей формы я принял его за копа.
Улучшение наступило в четверг под вечер – я заснул крепче и спокойнее, хотя сны видел.
В пятницу утром я вымылся, оделся и прыгнул в манхэттенскую клинику. Едва не дошло до конфуза: я не сразу вспомнил, как назвался в прошлый раз, но потом выудил имя из недр памяти.