Несколько раз за день я едва не прыгал в людных местах, потому что уставал от очередей. Ненавижу очереди, но рисковать нельзя. Я ведь смогу прыгнуть сюда в любой момент, либо рано утром, либо вечером, перед самым закрытием, когда поток посетителей схлынет.
Жаль, здесь нет Милли! Вместе с ней и в очереди постоять можно.
Неожиданно всплыло воспоминание о давно забытом: в следующий приезд к деду мама собиралась взять меня сюда, в Диснейуорлд.
Около шести вечера силы кончились: ноги гудели, голова болела от жары. Я прыгнул домой, вздремнул пару часов, потом позвонил Милли. Как и накануне, мы проболтали больше часа, потом я прыгнул в Стиллуотер и смотрел на ее окно, пока в нем не погас свет.
В полночь по восточному стандартному времени я разглядывал снимок Милли, сделанный в фотобудке, и спорил с собой.
Почему ты ей не признаешься?
Взять и сказать Милли, что я ограбил банк? Что я не способен сделать ничего полезного? Что я краду заработанное другими людьми?
Скажи ей только про прыжки.
Да, конечно, а как насчет вопросов, которые она наверняка задаст? Милли меня любит. Она любит не эксцентричного чудика, а меня, таким, какой я есть.
Неужели? Милли любит то, что ты ей показал. Разве прятать остальное не то же самое, что насаждать ложь? Разве не во лжи ты живешь? Чем дольше ты прячешь от Милли правду, тем больнее ей будет, когда правда откроется.
Так зачем ей открывать правду?
Ты любишь Милли?
Ох…
Ладно, она должна узнать все. Когда наступит подходящий момент.
Я посмотрел на фотографию Милли и содрогнулся.
В два часа ночи Уошберны снова начали ругаться. На этот раз дошло до настоящей драки. Сначала женщина кричала и огрызалась, а через двадцать минут визжала от страха и плакала от боли. Ее вопли напоминали мамины. Я спешно натянул джинсы, накинул куртку на голое тело и прыгнул к продуктовому на углу улицы. Там есть таксофон. Я набрал 911, продиктовал адрес Уошбернов и сообщил, что там драка. Когда меня попросили назвать свое имя и местонахождение, я сказал: «Да я просто мимо проходил. Не хочу вмешиваться, но, похоже, мужчина убивает женщину». Я повесил трубку.
Не в силах слушать крики, домой я прыгать не стал, а расхаживал туда-сюда, босыми ногами чувствуя холод асфальта. Приглушенные крики женщины слышались даже с улицы.
Скорее, черт подери!
Полиция приехала через пять минут: у дома остановилась машина с мигалками, но без сирены. Два копа позвонили в домофон Уошбернам и о чем-то с ними поговорили. Раздался звуковой сигнал – дверь подъезда отворилась, и копы вошли в дом. Я стоял у таксофона в тени фонаря. Ноги замерзали, хотелось прыгнуть туда, где теплее, но я не шелохнулся. Не хотелось ни возвращаться домой, ни уходить с этого места. Ситуация напоминала язвочку во рту: коснуться ее больно, но язык к ней так и тянется.