Лесть? Определенно. И в темных глазах Ильгаша видно раздражение. О да, будь его воля, он нашел бы кого посговорчивей. За сорок тысяч-то и искать не придется. Но продолжает обхаживать Халыма, и значит, заказчик серьезный.
- Половина вперед, - выдвинул аргумент Ильгаш. - И все, что найдете, ваше... ему нужна только женщина. И нужна целой, Халым, поэтому я и пришел к тебе.
Глава 3. Леди и печаль
Грен пришел в себя быстро.
Он сел.
Огляделся. Потянулся, зевнул широко и, почесав живот, произнес:
- Не было печали... так по шее настучали, - и шею эту короткую потер. Потом поднялся, с кряхтением, сопением и, распрямившись, огляделся и присвистнул. - А наш пострел везде поспел...
Я лишь руками развела.
Стало легче. Немного. Отступила дурнота. И нудная головная боль откатилась.
- А Тихон, стало быть... - Грен с трудом поднял голову. - Ишь ты... живой?
И сам себе ответил.
- Живой... что ему сделается, паскудине этакой? Ливи, девочка моя... ты не могла бы...
Могла бы.
Я стянула лесенку, которая теперь казалась еще более тонкой и неустойчивой, нежели обычно. Под весом моим она противненько дребезжала и позвякивала, царапая запыленный бок октоколесера. В кабине привычно пахло дымом, соляркой и еще чем-то таким же, не сказать, чтобы неприятным, но вызывающим стойкие ассоциации с автомобилями.
Тихон лежал, навалившись на рычаги. В щеку его упирался шестигранный управляющий кристалл, а руки свисали почти до пола.
- Эй, - я осторожно коснулась плеча и отдернула руку, которую будто в кипяток опустили. - Ой!
Пальцы покраснели и... и будто дымкой окутались.
Жемчужной.
Мягкой.
Боль отступила, а вместо нее появилось ощущение тепла, такого... волшебного тепла, которое растекалось по крови.
...как коньяк...
...сходные ощущения... и голова так же кружится... и танцевать охота... и сил прилив ощущаю невероятный... я бы, пожалуй, сейчас сотворила что-то этакое... этакое...
Я рассмеялась от восторга.
И очнулась, когда щеку обожгло.
- Легче? - спросил Тихон, глядя на меня спокойно, равнодушно даже.
- Д-да...
Я коснулась горящей щеки.
- Извини.
Кабина вдруг показалась такой маленькой и тесной. А Тихон... что я о нем знаю? Он безобиден... выглядит безобидным и только... он выше меня. И сильнее... и вообще нелюдь... и то, что он был вежлив, ничего не означает. Легко принять вежливость за что-то большее.
- Это ты меня извини, - Тихон потер виски. - Теперь ты поняла, почему твои... предки так ценили нас...
Он оперся о стену кабины. И навис надо мной. И я сама себе показалась вдруг жалкой, ничтожной даже.