Она обернулась.
Ничего нового... бальная зала. Мраморный потолок. Белые шары и белые лилии. Цветочные гирлянды. Штандарты и клетки с певчими птичками, которые молчали и задыхались от духоты и шума. Люди... множество людей, старательно делавших вид, будто нет им дела до Хиргрид, но общее любопытство было вязким, тяжелым.
- Они веселятся, не зная, что привычный им мир уже летит в пропасть, - сказал Император.
- Почему?
- Почему летит? Так сплелись дороги...
- Но... - огромная дерзость разговаривать с Императором в подобном тоне. - Почему вы его не остановите?
Император рассмеялся.
И хриплый смех его был страшен.
- Остановить... ты тоже полагаешь меня всемогущим? Это где-то приятно, но... боюсь, слишком поздно.
Император поднял руку, прижав к виску, на котором уродливым бугром выделялась золотая бляха.
- Мой проклятый дар... я вижу грядущее, но не вижу, как изменить его... иди, дитя... иди и забудь обо всем... веселись. Празднуй. Выпей вина... и не думай...
...она и не думала.
Старалась.
Ее спрашивали, конечно, о чем говорил Император, и Хиргрид, закатывая глаза, лгала... ах, простите, об учебе... о том, не собирается ли она навестить столицу... планирует ли остаться в храме... вежливость, не более того. Мгновенье высшей симпатии, которые заставили матушку приосаниться, а отца - нахмурить брови. Он не спешил радоваться этакому благорасположению.
...Император отбыл на рассвете.
Уехал, взяв с собой лишь четверых гвардейцев, что само по себе было удивительно. И в городе говорили... обо всем и сразу. Но в разговорах этих, чуяла Хиргрид, не было и толики правды.
...потом в газетах написали о мятеже.
...и гневно обличали тех, кто, отринув вековые заветы и богов, провозгласил свободу рабам. Это было до того нелепо, что...
Харвар, после того заключения сделавшийся злым и задумчивым, начал уходить из дома. Он и раньше, случалось, исчезал на день-другой, возвращаясь хмельным, голодным и до странного счастливым. Но ныне все было по-другому.
Харвар был трезв.
И зол.
И злость эта, весьма мало походила на прежнюю. Он сделался весел и как-то обронил, что скоро мир изменится и надобно быть готовым к переменам.
...пришла пора возвращаться в храм, но мятеж, о котором думали, что в самом скором времени он будет подавлен, не спешил униматься, а напротив, разрастался подобно пожару, захватывая новые и новые земли. Дороги стали беспокойны, и матушка попросила Хиргрид остаться.
В мятежниках не было и толики уважения к богам.
...Зандт.
И древний Ульграсс, который называли второй столицей.
Михреш.
Конгаран.
Имперская гвардия, позабывшая о клятве и перешедшая на сторону мятежников. Волчьи отряды, которые рыскали по дорогам. И «Голос Императора», смолкший вместе со столицей. Теперь новости доходили редко, противоречивые и тревожные.