И это тоже вызывало протест.
Все началось с того, что ему вздумалось облегчать ей жизнь!
Какого черта! Пусть бы и таскала эту проклятую цепочку, символ своей девственности! Ему-то что. Ходила же, вот и ходила бы дальше. Незачем было приближаться, смотреть в ее глаза, вдыхать запах волос, чувствовать под пальцами тонкую золотистую кожу.
А теперь ощущения не желали уходить из сознания, вызывая волны огненных искр где-то под ребрами и трепет на коже.
Глупо и бессмысленно.
Зэйн глухо рычал про себя, понимая, что все началось гораздо раньше. С того самого момента, когда он впервые ее увидел. Эти светящиеся глаза, в которых не было страха, одно какое-то восторженное детское любопытство. Еще тогда задело его, засело занозой.
Да она и была ребенком, эта его блаженная невеста. Сказать ему, что он не злой...
Спросила бы у тех, кого он растерзал в приступах животной ярости, когда был зверем. У женщин, которых пользовал и выбрасывал, как грязь, как объедки. Бессмысленно было сожалеть об этом. Да он и не сожалел, потому что нельзя исправить прошлое. Зэйн испытывал досаду. Это угнетало и раскалывало его, заставляя желать влезть ей в голову, разобраться, почему она видит его таким, эта девочка с чистыми светящимися глазами.
Он хотел понять, осмыслить, дойти разумом до ответов. А вместо ответов получил жар и необъяснимое болезненное томление, словно укололся грудью об острый шип, и теперь это место саднило.
Надо дистанцироваться, дать себе передышку и пространство.
Решение не приближаться к девушке созрело так же внезапно, как и осознание, что она на него слишком непредсказуемо действует.
Пространства! Чего-чего, а уж этого в Лабиринте было много, можно хоть месяцами бродить. Но ему почему-то стало тесно, а все дороги, куда бы он ни направлялся, вели в одно место. К ней.
***
На следующий день незнакомец не появился.
Сначала Геста огорчилась, а потом сказала себе, что у него наверное, дела. Побродила внизу, убеждая себя, что вовсе его не ждет и не ищет. Можно было зайти немного дальше, но девушка побоялась, вдруг не найдет дорогу назад. И,если честно, не хотелось сердить лишний раз чудовище.
Ящер приходил утром, приносил еду. Но выглядел каким-то замкнутым и избегал сталкиваться с ней взглядом. Геста уже научилась читать по его физиономии, каменное выражение, сжатые челюсти, как будто он обижен. Ей даже почудились в его свистящем голосе рычащие ноты.
А сама она чувствовала себя неловко, вроде как нарушила запрет, и тоже старалась лишний раз не смотреть в его сторону. В общем, утреннее общение с чудовищем оставило у нее тяжелый осадок, а то, что незнакомец (Яз, как она называла его про себя) так и не появился, было еще более огорчительно.