— Автобус-экспресс, остановок не будет! Следующая остановка Удомля! — выкрикнула полная кондукторша и как крейсер «Аврора» двинулась по проходу, собирая деньги за проезд у пассажиров. Тоненькую стюардессу она нисколько не напоминала, но почему-то Муза подумала, что она сейчас будет проводить инструктаж, что делать, если автобус сорвется в кювет или с моста, а он, судя по внешнему виду, вполне мог это сделать. Начнет говорить: «Выдерни шнур, выдави стекло…» И еще раздаст свистки, чтобы распугивать голодных карасей в реке. Толстуха внимательно посмотрела на Музу, отвлекая ее от красочных картин катастрофы.
— Не из здешних? — пытливо уставилась на нее кондукторша.
— Я?
— Ну, не я же! Я тут всю жизнь работаю, и на этом автобусе уж лет восемь, — ответила толстуха.
— Я из Москвы, — подтвердила Муза.
— Оно и видно — столичная штучка… — Кондукторша поджала губы, дала ей билетик и двинулась дальше, а Муза не поняла, был ли это комплимент или оскорбление.
Рядом с Музой села низенькая женщина, которая всё время кашляла. У Музы даже голова заболела от этих пронзительных, высоких звуков.
— Вы извините меня, — сказала женщина, почувствовав недовольство соседки.
— Да ничего, — не знала, что ответить, Муза.
— Я не болею, вас не заражу. То есть болею, но я не заразная, — пояснила женщина. — У меня болезнь легких, они зарастают…
— Да вы можете мне ничего не объяснять! — ответила Муза.
— Да я скажу, в этом нет ничего такого, поделюсь своей бедой, и мне легче станет, легкие у меня зарастают… — надрывно кашлянула женщина.
— Зарастают? Господи, чем? — невольно включилась в разговор Муза, не понимая, что ей в этой жизни надо поменять — имидж, выражение лица или одежду, чтобы к ней не обращались со своими проблемами люди, потому что у нее своих было предостаточно.
— Какой-то соединительной тканью, которая не выполняет функции дыхательной. И это не лечится, — пояснила женщина.
— Ужас. Я вам сочувствую, — сказала Муза совершенно искренне.
— Да ничего страшного. У нас весь город болеет и этой болезнью, и другими, и у нас очень много раковых болезней и всяких опухолей.
— Почему? — спросила Муза.
— Как — почему? У нас в городе атомная электростанция, вся Москва энергию от нас берет, многие люди там и работают. Зарплата не очень большая, но стабильная. Пенсия в сорок лет, льготы… А кому эти льготы в старости нужны, если до нее никто не доживает? — вздохнула женщина и закашляла.
Муза поежилась. За окном тянулся унылый дорожный пейзаж — лес и белый снег, и еще грязный снег ближе к дороге, который словно обрамлял ее. Иногда этот монотонный пейзаж прерывался какой-нибудь бензозаправкой, вокруг которой кучковались ларьки и магазины с товарами в дорогу, словно грибы вокруг пня. Вместо музыки всю дорогу Муза слушала кашель, что тоже навевало определенную тоску. Наконец впереди показались первые признаки приближения населенного пункта. Это были большие и мрачные складские помещения, пешеходные переходы и пятиэтажные и даже трехэтажные дома, похожие на дореволюционные бараки, разрушенные и обшарпанные, еще хуже, чем в областном центре. Кое-где мелькали старые частные деревянные дома, задавленные со всех сторон серыми панельными пятиэтажками.