— К кому ломишься, дорогая? — спросил он, кутаясь в куртку темного цвета.
— Я? Мне бы к Тамаре Зайцевой, — ответила Муза. — Поговорить.
— Ишь ты, поговорить. Не поздно ли? — прищурился дед.
— Так я издалека приехала. Устала сильно. Мне только поговорить, и всё. Пустите в подъезд или ей скажите, чтобы вышла. Пожалуйста! — попросила Муза.
Дед еще раз внимательно посмотрел на нее и исчез в окне, со стуком захлопнув старую деревянную раму, видимо, чтобы она вообще встала на свое место. Муза поняла, что он ее пустит, так и получилось. Дед, который оказался невысоким да еще и сгорбленным, сказал ей:
— Ну, следуй за мной, городская.
— Так мне, может, сразу к Тамаре? — робко спросила Муза.
— Сначала ко мне, — не согласился дед, указывая рукой на распахнутую дверь в свою квартиру.
Она на секунду замешкалась. Дед усмехнулся.
— Да заходи, не боись! Я один живу!
— Поэтому и страшно, — робко пискнула она.
Дед рассмеялся и взлохматил большой дрожащей пятерней седые лохмы.
— Наконец-таки дождался комплимента! Девушка боится зайти ко мне в гости! Думаешь, я еще на что-то способен? Да мне под восемьдесят, сам не знаю, почему так долго держусь на этом свете! Я долгожитель.
Муза выдохнула и вошла в его квартиру, где пахло затхлостью и старостью.
— Иди, дочка, прямо в кухню! Там хоть два сидячих места нормальных есть, — сказал дед. — Тебя как звать-то?
— Муза.
— Интересно. Музыка — полное имя?
— Му-за, и все тут.
— А я Павел Иванович.
Кухня выглядела убого. Маленький стол под затертой цветной клеенкой, три табуретки, старая плита, ржавая раковина, да еще постоянно капающий кран. В кухне не было никакой техники, на плите как раз вскипал чайник со свистком. Когда-то это было распространено, даже модно, и Муза терпеть их не могла за неприятнейший, резкий звук.
— Давай выпьем, — вздохнул Павел Иванович.
— Да я не по этому делу, — откликнулась Муза, с ужасом в глазах глядя на большую мутную бутыль, явно с самогонкой. Муза такую раньше видела только в кинокартинах Гайдая «Операция “Ы”» или «Самогонщики».
— Так мы по чуть-чуть за светлую память Тамары, — ответил старик, и Муза почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
— Господи!
— Что? Дочка, ты что? — подхватил он ее обмякшее тело и пристроил на табуретке, прислоняя к холодильнику. — Ты чего? Не знала, что ли?
— Чего не знала?
— Что Томочка наша почила. Неужели? Ой, горе какое! Ты извини меня, старика глупого! Почему-то я решил, что ты знаешь! Что тебе позвонили, ты и приехала в шоковом состоянии. Еще поговорить с ней хочешь. Вот, думаю, как переживаешь! Может, подруга ее, может, знакомая. Ты выпей, дочка! Полегчает! Сейчас сразу все как рукой снимет! — засуетился дед.