— У него жена и дети, — говорила новый офис-менеджер Людочка, — а он так непостоянен. У него ведь уже был помощник. Замечательная девушка, умница, ушла в декрет за неделю до твоего назначения.
Я взяла информацию о помощнике на заметку и сказала, что если она беременна, то какой бы умницей ни являлась, девушкой уже не была.
— Он хороший учитель, верно? — спрашивала маркетолог Оксаночка. — Такой… сильный, обстоятельный… Он всегда доминирует?
Я сказала, что он достаточно сильный и влиятельный, чтобы заставить некоторых держать язык за зубами.
— Теперь я понимаю, — с усмешкой, уже генеральный, — почему Матвею стукнуло в голову привозить вас в Киев, да еще в такой спешке.
И если от зависти и сплетен других я отбивалась, слова генерального оставили мутный осадок где-то в районе солнечного сплетения. Мне даже видеть его не хотелось, но сам он то ли не чувствовал неприязни, то ли она его забавляла, начал недвусмысленно клеиться. Едва застанет меня одну, обязательно сальная шутка:
— Как наш сладкий животик? Обласкан сегодня? Ему так нужны прикосновения.
Или:
— Беременность насытила вашу грудь жизнью, она тяжела на вид и просто просится в руки… — При этом движения пальцами. — Вы пьете много молока?
Или из последнего, когда Матвей только уехал в Донецк:
— Как спалось? Отдохнула? Да, вижу, уже нет кругов под глазами. Все-таки Матвею следует быть более… воздержанным.
По сравнению с генеральным и его отвратными намеками, предложение Леонида Михалыча переспать, выглядело невинным.
— Тебе нужно стать профессионалом, — сказал Матвей, когда я пожаловалась. — Это единственное, что защитит тебя от подобного отношения. Да, ты можешь уволиться, найти другую работу, сменить город, но можешь сделать так, что с тобой будут считаться. И шеф, и подчиненные, и город.
— У меня нет подчиненных.
— Ты не хочешь, чтобы они были.
— Матвей, ты не представляешь, что происходит в офисе. Мне кажется, меня все ненавидят.
— Не все, — он закурил сигарету, — но ты всегда можешь уволиться.
Его слова будто кислород перекрыли. Дождь, который тихо стучал в окна неделю, бил в барабаны, заглушая очередные наставления. Кто я ему? Зачем? Игрушка-матрешка? Бонус? Купил одну — получил две?
Я расплакалась. Говорят, у беременных — это норма, а я рыдала впервые, но досыта. Матвей отнес меня на кровать, лег рядом.
— Ты справишься, — утешал, утирая мои слезы. — Я в тебя верю.
— Я устала.
— Не плачь, ребенок волнуется.
Он положил руку на мой живот, подвинулся, прислонился к нему ухом.
— Малыш, — обратился к нему, — твоя мамочка справится. Вот увидишь.