Она даже дотянула мою сумку до машины. Я не возражала — все же исполняю ее новогоднее желание, освобождаю территорию, а за желание и потрудиться в радость.
— Ты уж прости, если что, — увещевала бабка сквозь всхлипы.
Я благосклонно кивнула, села в машину и вычеркнула ее из жизни. Этого не было. Просто страшный сон, который должен развеяться.
Но вышло из огня да в полымя, как говорится.
Новую бабулю звали баба Аня. Увидев нас у себя на пороге, она растерялась, если не испугалась. Хлопала серыми ресницами, сдвигала недовольно брови и постукивала по полу скрюченной палкой. Зайти не предложила.
— Это тебе квартирант, — безапелляционно заявил Ленкин муж, протискиваясь в квартиру. — Все ж веселее будет, и ночью спокойнее. Если подружитесь, когда и за лекарствами сходит. Мы ведь не можем каждый раз наведываться — далековато.
Мы зашли следом за ним.
— У тебя машина, — ворчала старушка, но стучать палкой перестала.
Куда больше отстукивания марша деревянной палкой ее заинтересовала моя кандидатура. Подошла ближе, подняла маленькую головку, впилась выцветшими глазками-бусинками.
— И втихаря все, — вернулась к Диме, — вроде и не живая я уже.
— Бензин подорожал, — не обратив внимания на обвинения, стоял на своем Дима. — И у меня работы много.
— Да-да, с Леночкой по городу кататься.
— И это тоже.
Бабка покудахтала еще про нравы молодежи, сначала громко, потом только себе под нос, заметив, что никто не прислушивается, и повела апартаменты показывать.
Обычная квартира, обставленная по-стариковски, и пахло в ней так же, но… Там была ванная…
— Купаться раз в неделю.
Мысли она, что ли, читает? Бабка-ведунья? Сама-то, небось, и раз в неделю не моется — понятно откуда, такой сильный запах.
— Правда, — добавила бабка милостиво, — в тазике мыться можешь, сколько хочешь, но тоже экономно. У тебя большой тазик?
Я покачала головой.
Тазик лопнул и остался в прошлом.
Мое хорошее настроение тоже.
Мой переезд к бабе Ане стал черной кляксой в моей серой жизни. Никого раньше я не презирала с такой силой. Никто не отвечал мне взаимностью с таким жаром.
Я не замечала, как пролетают дни, потому что работа мне нравилась, а вот с вечерами сложнее — я стала их ненавидеть.
Баба Аня под любым предлогом держала меня у своей постели, на скрипящем стуле, часа два, как сиделку с обязательной программой развлечения. К ней никто не заходил, а телевизор у нее был маленький, черно-белый, безответный.
— Куда спать так рано? — ворчала она в двенадцать ночи. — Посиди, отлежишь еще свои бока.
Сдерживая зевоту, чтобы не обидеть старушку, я держалась, сколько могла и едва она от усталости прикрывала глаза, сбегала в свою комнату. Конфликтовать не хотелось — только переехала, да и холодно за окном. Вернуться на Черноморку? Напомнить бабке о непредусмотрительно брошенном приглашении вернуться в случае чего?