Но он поступил иначе.
— Теперь я точно знаю, что ты думаешь только о себе, — сказал на выдохе, с надломом, сгреб меня в охапку и уткнулся лицом в волосы.
От него пахло сигаретным дымом и одеколоном с древесными нотками. От него веяло теплом и уверенностью в завтрашнем дне, от него исходила доброта.
Говорить не хотелось, думать — тоже. Рядом. Вдвоем. Наверное, это тоже было счастье. Недолгое.
Я посмотрела на остановку, но девчонок там уже не было.
— Почему ты не звонила? — прошептал мой мальчик. — Почему не оставила телефон? Почему ты ушла?
— Я думала, ты встречаешься с Наташкой.
— Встречаюсь. Моя Наташка — ты. Слышишь?
Я покорно кивнула.
Мы медленно шли по городу, я то и дело заглядывала ему в глаза и счастливо улыбалась. Ради этого стоило пережить пять минут позора при встрече с мамой Артема и даже ей улыбнуться.
Но в сравнении с ней я — никудышная актриса. Мама Артема изобразила бурный восторг, суету, вихрь заботы, как бабочка упорхнула на кухню.
— Располагайся, — шепнул Артем и впервые не сбежал в ванную.
Сидел рядом со мной, держал за руку, не отпустил руку даже тогда, когда подали чай.
— Ты ведь не лева, сынок, — смеясь, сказала мама Артема, — сядь нормально.
Так как Артем не спешил воспользоваться советом, она добавила:
— И Наташе так будет гораздо удобней. Кружка-то с чаем большая, щедрая.
Артем отпустил мою руку, а я вспомнила слова его матери: «продажная», «за чашку чая», и отставив в сторону огромную кружку с надтреснутым боком, сказала:
— Я хочу кофе.
Пока его мать пыталась убить меня взглядом, Артем подскочил.
— Я сам сделаю.
— Я хочу варенье, — добавила я, не сводя глаз с его матери. — И батон.
Сейчас я думаю, что если бы попыталась понять и принять его мать, у нас с Артемом все могло сложиться иначе, а тогда радовалась злости в ее глазах и не смотря на то, что терпеть не могу варенье и белый хлеб — ела.
Жадно, как и положено человеку с помойки, которым она меня считала.
Представляю, каково ей было стелить для меня постель, знать, что я сплю с ее сыном. Я, продажная девка за чашку чая…
Когда мы остались с Артемом вдвоем, он закурил сигарету. Передал мне. Дым на двоих туманил сознание. Я таяла от его взгляда, плыла по реке нежности, тонула в омуте карих глаз, и отказывалась сопротивляться.
Я не хотела, чтобы что-либо изменилось, чтобы что-то разрушило это хрупкое наслаждение, и вдруг…
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Не знаю, что при этом чувствуют другие (слышала — радость, восторг), я — отчаяние. Все мои планы, мечты о карьере рушились с бешеной скоростью.
Я увидела себя мамой троих детей, расплывшегося от пива и переедания Артема, его ворчливую мать, отца — которого я, кстати, еще не видела и не представляла, где он, как выглядит, наши вечера на самой обычной дешевой кухне…