— Ну, здравствуйте! — проговорила она нараспев, и я обалдело вывалил:
— Здравствуйте! А где Галина Даниловна?
— Я и есть Галина Даниловна, Ирина мама! — просияв, пропела женщина. — Не удивляйтесь! Я понимаю, нас с Иркой часто, особенно когда мы вместе, принимают за сестер! В нашем роду все женщины выглядят моложе своих лет. Можете меня звать просто Галей! — тараторила она. Так, почти ничего не сказав, я покорил сердце будущей тещи.
Потом давил пятерню будущему тестю и с нотками панибратства спрашивал, в каком году он заканчивал «наш политех».
— Да что вы, я не здесь учился! — рокотал он бодрым голосом поэта-шестидесятника. — Мы в эти края только в девяносто втором из Иркутска перебрались!
Кажется, меня слега шатнуло. Когда хотел вытереть испарину со лба, Ирка проворно сунула мне в руку носовой платок. Что-то пробубнил про то, что рад бы болеть за «Локомотив», но телевизор сломался. Меня заверили, что отныне у меня будет возможность смотреть футбол в любое время суток, и потащили к столу — милые, современные, интеллигентные, все понимающие люди!
За столом пили темный густой кагор и армянский коньяк, и в моей голове все никак не могла уложиться мысль о том, что вместо былой любовницы, пусть и полуминутной, вместо дочери я познакомился с какими-то совершенно неизвестными людьми и получил в невесты малознакомую девчонку, вернее, юную, обворожительную женщину, но женщину, в лоне которой трепетным цветком расцветает неизвестно чье семя!
И мы пили, смеялись, о чем-то болтали, и когда я махнул рукой и на то, что они думают обо мне, и на то, как мне самому вести себя дальше, после этого, удивительное дело, все пошло как нельзя лучше. Ирин папа действительно взялся читать собственные стихи, а мне дали в руки гитару, чтобы я заскорузлыми пальцами мог перебрать мотивчики моей студенческой юности — «А свечи тают…» и «Качается вагон…», и Ирка смотрела на меня удивленными и счастливыми глазами, и мы уже не различали, кто из нас старше и кто моложе, и становились, все четверо, просто счастливыми людьми, плывущими в маленьком уютном ковчеге залитой светом любви и радости комнатушки. И еще мне думалось о том, что тот, кто хоть когда-то в жизни был студентом, останется им навеки. Во всяком случае, стоит взять два-три аккорда на старенькой гитаре, и это ощущение вечного студенчества непременно выплывет и захватит, и ты обязательно вернешься в собственную молодость, и благодаря этому удивительному, просто фантастическому феномену у нас с Иринкой все будет хорошо…
После застолья она пошла меня провожать, а затем я провожал ее обратно, и когда в бархатной майской темноте я приобнял ее за спину и прижал к себе, шаги ее упругими толчками начали резонировать прямо у меня в сердце, и первые соловьи уже запускали свои трели, и губы ее были мягки и свежи, как вишни, когда, расставаясь, я стыдливо скользнул по ним своими губами.