Не все ли ей равно? Лишь до тех пор, пока эти сплетни не дошли до Йоркшира, где жили Лидия и Доминик. Возможность этого Кейт очень пугала.
Барнс надвинул на свой нос картошкой тяжелые очки в оправе золотого цвета и внимательно изучил документы, которые держал в руках. Он читал так погруженно, как будто информация, содержащаяся в этих бумагах, была для него совершенно новой. Впрочем, быть может, так оно и было на самом деле. К тому же так адвокат мог еще раз продемонстрировать свое превосходство — ему были безразличны возможные планы Кейт или то, что та понапрасну тратит свое пребывание на свободе, просиживая лишнее время в его душном кабинете. Барнс, очевидно, был просто счастлив пригласить Кейт к себе в офис и заставить ждать в тишине, пока он думает, что делать с документами. То, что адвокатишка считает ее настолько ничтожной, забавляло Кейт. Только он совсем не знал, что она, в принципе, даже довольна — в отличие от тех, кто сидел в кресле перед ним, у нее не было никаких угрызений совести, ей не нужно было юлить и притворяться. И к тому же у нее была куча времени.
В конце концов мистер Барнс дочитал все документы, убрал их в свой кожаный портфель и снял очки.
— Надеюсь, вы…
Кейт подождала окончания предложения, но Барнс замолчал.
— Да, да, — ответила она.
— Замечательно.
Он улыбнулся, показав пожелтевшие зубы. Они показались Кейт похожими на бивни. Вкупе с его общим обликом человека-моржа это адвокату очень подходило. Она терпеливо улыбнулась бессмысленности их разговора.
— Так вот, Кэтрин… — продолжил мужчина.
— Кейт, если можно, — поправила женщина.
— Простите? — не понял Барнс.
— Я больше не Кэтрин Брукер. Собственно, никогда ею и не была; так меня называл Марк. В детстве все звали меня Кейт или Кейти, а Кэтрин — это то имя, которое придумал для меня муж. Он лишил меня всего, даже моего собственного имени. Но теперь я снова Кейт, а моя девичья фамилия Гавье. Я больше никогда не буду Кэтрин Брукер.
Мистер Барнс в изумлении уставился на милую женщину, сидящую перед ним. Он вытянул шею, снял очки, выпятив нижнюю челюсть, — чем еще больше себя изуродовал. Без сомнения, он думал, что она совершенно чокнутая, одна из этих чертовых феминисток, которые борются за равенство женщин и мужчин. Во времена его молодости женщины замужеству радовались и фамилию мужа носили с гордостью.
— Как бы там ни было, принципиального значения это не имеет, — нахально произнес он.
— Для вас наверное. — Кэтрин пропускать издевательства адвоката мимо ушей не собиралась. — Но для меня это очень важно, так что называйте меня, пожалуйста, Кейт.