Что я натворила? (Проуз) - страница 92

— Ха. Четыре балла!

Марк слегка засмеялся, а потом вздохнул, словно увещевал нашкодившего ребенка.

— Сейчас скажу, почему семь. — Откашлявшись, он начал: — Во-первых, вспомни, пожалуйста, что было этим утром. Когда я подарил тебе розу, ты не подняла на меня глаз, предпочитая смотреть вниз. Как ребенок, ей-богу. Два балла. Фамильярничала с двумя студентами. Два балла. Когда я спросил, что на ужин, ты ответила совершенно идиотским: «Курица, бла-бла, курица». Один балл. И, наконец, даже после конкретных инструкций ты заставила меня прервать педсовет, чтобы пойти тебя позвать. Ты подала закуски не только с опозданием, но и даже не потрудилась сделать их достаточно съедобными. Кэтрин, мы оба с тобой чувствовали себя полными идиотами. Еще два балла. Что в сумме составляет?..

— Семь баллов, — ответила Кэтрин тихим голосом.

— Верно.

Марк провел пальцами по ее волосам, нежно поглаживая ее затылок. Пригнувшись, он поцеловал ее в спину, и Кэтрин почувствовала холодок на месте прикосновения его губ.

Марк отправился принять душ, а Кэтрин так и осталась стоять на коленях, вспоминая о том, что за этот день сделала не так.

Ее ноги онемели, и, как обычно, в ступни и пальцы, казалось, впились сотни маленьких острых иголок.

Пятнадцать минут спустя вернулся Марк, мокрый после душа и пахнущий лимоном. Он подошел к тумбочке и щелкнул кнопку на будильнике. Все готово. Затем Марк подошел к шкафу и выбрал галстук на завтра: васильково-синий шелковый галстук в желтый горошек, весьма стильный. Он достал из ящика комода пару запонок в виде шелковых узелков, одну синюю, вторую желтую. Достав пузырек с одеколоном, его обожаемый «Floris № 89», Марк нанес цитрусовый аромат за уши и на подбородок. Потом открыл нижний ящик и вытащил оттуда маленький кусочек вощеной бумаги, из которого извлек сверкающее стальное лезвие. Держа лезвие большим и указательным пальцами, Марк рассматривал его в луче света от лампы.

— Иди сюда.

Он указал на кровать, словно отдавая команду собаке.

Кэтрин встала. Ее ноги дрожали от напряжения. Она знала, что делать, знала уже очень давно; то, что сейчас должно было произойти, происходило с ней уже больше чем шесть с половиной тысяч раз. Шесть с половиной тысяч! Невероятно. Немыслимо, но факт.

Кэтрин легла лицом вниз по центру кровати, задрав сорочку чуть выше ягодиц. В этот момент Марк обычно всегда спрашивал: «Тебе удобно?», и Кэтрин либо что-то бормотала, либо шептала сквозь шелковое покрывало, что да. Она уже по опыту знала — отвечать что-то другое нет никакого смысла.

За столько лет Кэтрин стала рассматривать поведение Марка как нечто вполне «нормальное», в том только смысле, что «нормальное» — значит происходящее каждый день, все время, стандартное, рутинное, предсказуемое.