— А что, если мне не нужны их драгоценности? — сказал Авнер. — Что если меня и телефонные их звонки не интересуют?
Отец печально взглянул на него и, казалось, потерял к нему всякий интерес.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал он. — Когда-нибудь поймёшь, но будет поздно.
Больше Авнер от отца ничего не услышал.
Для скверного настроения у отца были серьезные причины. Его вторая жена Вильма умерла в прошлом году. Перед смертью — очень долго и тяжело болела, хотя началась ее болезнь еще в то время, когда отец сидел в тюрьме за шпионаж в пользу Израиля. Не израильтянка, даже не еврейка, она не имела права на страховку и бесплатное лечение в Израиле. Отцу пришлось за ее лечение платить. На это ушло много денег — большая часть того, что он получил в качестве компенсации после своей постфактум прославленной деятельности в Германии. Но теперь, несмотря на все его заслуги перед страной, они ничем помогать ему не стали.
Все эти подробности Авнер узнал не от отца. От него он услышал только несколько горестных замечаний общего характера. Рассказала ему об этом мать. Она была на похоронах Вильмы. Кроме нее, был только отец и несколько знакомых из кибуца. «Издевательство? — думал Авнер. Во всяком случае, странная история». В отличие от него мать, понимая настроение отца, его не разделяла.
В этой крошечной, со всех сторон осажденной стране, все были в трудном положении: многие потеряли отцов, матерей, сыновей и дочерей во время войн. Выходило, что почти каждый мог претендовать на особое к себе отношение. В чем состояла разница между заслугами «обыкновенными» и «необыкновенными»? Погибнуть можно, не только выполняя секретные задания, но и сидя в танке. И даже скорее. Если каждому надо чем-то платить, то страна просто обанкротится.
— Раз ты израильтянин, — выполняй свой долг, — сказал мать. — Нечего рассчитывать на награды. У евреев есть собственное государство. Это и есть награда.
— Вильма не была израильтянкой, — сказал Авнер.
— Она делала то, что ей надлежало делать, — холодно заметила мать. — И я выполняла свой долг. Ты считаешь, — это было легко? Меня наградили? Я, кстати, и не прошу для себя наград.
— Ты, мать, — святая, — не слишком сочувственно отозвался Авнер.
— Что ты имеешь в виду, говоря «святая»?! То, что я не причитаю вместе с твоим отцом?
— Отец, разумеется, не святой. И это плохо для него. Но то, что ты святая, для тебя тоже не лучше.
Он дерзил матери, но это не спасало положения. В глубине души он не мог не понимать, что его мать была по существу дела права. Она мыслила в полном соответствии с действующими в стране стандартами. И не ее вина, что ни он сам, ни его отец не были на это способны.