— Немного песка на ее туфлях — тех, что на низком каблуке, наверное, она носила их за городом. Песок речной. У нас в лаборатории сотни разных образцов песка. Если повезет — определим, откуда этот. Но на анализы уйдет уйма времени.
— Держи меня в курсе дела. Кто-нибудь еще ждет меня?
— Инспектор из восемнадцатого района.
— С темными усиками?
— Да.
— Это Шинкье. Пойдешь мимо — попроси его зайти.
Снова пошел мелкий моросящий дождь, вернее, сырой туман опустился на город, точно сумерки. Облака стояли почти неподвижно и, постепенно утрачивая свои очертания, слились вскоре в сплошной грязно-серый купол.
— Что скажете, Шинкье?
— Обход улицы затянулся, господин комиссар. Наши ребята до сих пор ходят по квартирам. Хорошо еще, что на авеню Жюно на каждой стороне не больше сорока домов. И то хватит — как-никак надо опросить две сотни людей!
— Меня в особенности интересуют дома напротив места происшествия.
— С вашего позволения, господин комиссар, я еще вернусь к этому. Я понимаю, о чем вы говорите. Начал я с жильцов дома, из которого вышел бедняга Лоньон. На первом этаже живет одна семья, пожилые супруги Гэбр. Месяц тому назад они уехали в Мексику к замужней дочери.
Он достал из кармана записную книжку, испещренную пометками, фамилиями и нехитрыми чертежиками.
«И с этим надо поделикатней, а то еще обидится, чего доброго», — подумал Мегрэ.
— На остальных этажах по две квартиры. На втором живут супруги Ланье, рантье, и вдова Фэзан, она работает в швейной мастерской. Услышав выстрелы, все они сразу бросились к окнам, увидели отъезжавшую машину, но номер, к сожалению, не разглядели.
Мегрэ сидел, полузакрыв глаза, и, попыхивая трубкой, рассеянно слушал. Обстоятельный доклад ретивого инспектора почти не доходил до его сознания. Казалось лишь, что в комнате жужжит большая муха. Но как только тот заговорил о некоем Маклэ, который жил на третьем этаже соседнего дома, он сразу навострил уши. По словам Шинкье, это был старый ворчун, одинокий и нелюдимый. Отгородившись от всего света, он довольствовался ироническим созерцанием окружающего из своего окна.
— В квартире у него мерзость запустения. Он ревматик и еле ходит, опираясь на две палки. Женщин на порог не пускает — прибрать некому. По утрам консьержка приносит ему кое-что из продуктов и ставит у дверей. Он их сам заказывает накануне — записку оставляет на коврике перед дверью. Радио у него нет, газет он не читает. Консьержка уверяет, что он богат, хотя и живет почти как нищий. У него есть замужняя дочь, которая не раз пыталась упрятать его в лечебницу.