Доброжелательство Хрущева по отношению к Югославии ярче всего выразилось во время его поездки к Тито в августе 1963 года. Прибыв в Белград, Хрущев заявил, что Советский Союз считает Югославию «социалистической и братской» страной. На другой день, во время посещения одного предприятия, он похвалил югославскую систему «рабочих советов», которая на протяжении многих лет разоблачалась всем коммунистическим блоком как символ титовского «ревизионизма». Он намекнул на то, что эту систему можно применять и в Советском Союзе. «Теперь наша страна,— сказал он, — созрела для демократизации управления предприятиями. Мы ищем формы, которые не нарушали бы ленинского принципа единства руководства, и поэтому интересуемся югославским опытом. В связи с этим мы намечаем послать делегацию партийных работников, профсоюзных руководителей и членов совнархозов экономических районов для изучения здешних условий». Понятно, что дружелюбие Хрущева по отношению к Югославии вызвало ярость китайских коммунистов. Вскоре после визита Хрущева в Югославию они перешли к невиданно резким личным выпадам против него.
В советско-югославском сближении было много других аспектов. Оно охватывало практически все области межгосударственных и межпартийных отношений — экономическую, культурную и в более ограниченной степени военную. В 1963 году — впервые после разрыва в 1948 году — были возобновлены контакты между партийными школами. Другие коммунистические партии и правительства, разумеется за исключением китайской и албанской, с большей или меньшей степенью подлинного удовлетворения последовали советскому примеру. Зимой 1962/63 года официальные делегации СКЮ присутствовали на съездах коммунистических партий, где их защищали от непрерывных атак со стороны китайских представителей, которые с безукоризненной логикой и совершенно тщетно указывали на руководящие антититовские положения в Московских декларациях 1957 и 1960 годов.
Допуск СКЮ в семью «братских» партий, возглавляемых КПСС, не означает, что югославские коммунисты прост вновь вступили в советский блок, из которого были изгнаны. Со времени своей первой встречи в 1955 году, несмотря на последующий обмен обвинениями и взаимно враждебные жесты, и Хрущев, и Тито, по-видимому, стремились избегать чрезмерного обострения своих отношений и не допускать возникновения чего-либо похожего на прежний конфликт сталинистского типа. Хрущев, очевидно, никогда не терял веры в то, что сумеет заключить удовлетворительную сделку с Тито. Все большее обострение распри с китайцами вынудйло Хрущева избегать борьбы на два внутрикоммунистических фронта и попытаться заключить перемирие с ревизионистами, поскольку теперь главным врагом считались догматики. В глазах Тито, так хорошо запомнившего враждебность Сталина, Хрущев был основным проводником десталинизации и поэтому в своем роде потенциальным «титоистом». Мы видели, как восторженно приветствовал Тито XX съезд КПСС. Даже позже, на VII съезде СКЮ, в апреле 1958 года, когда казалось, назревал новый конфликт с советским блоком, Тито по-прежнему был уверен, что хрущевская Россия никогда не займет агрессивной позиции по отношению к Югославии. Еще позже, в 1959 году, когда первые китайско-советские разногласия уже свидетельствовали об иллюзорности монолитного антититовского фронта, Тито и его соратники делали все возможное для достижения модуса вивенди с Москвой. Дальнейшие стадии советско-югославского сближения (1961—1963 годы) в полной мере доказали, что их упорство и вера в Хрущева были вознаграждены.