Справившись с окном, Инюшкин оглядел утонувшее в сумеречном полумраке помещение библиотеки, поднял с пола рисунок, который сдуло прямо в снежное крошево, рассыпавшееся под подоконником, и пошел к выходу. На сегодня приключений уже было достаточно.
Дмитрий Николаевич чувствовал себя больным, разбитым и обессиленным. Объективных причин для этого не было, но ему казалось, что все это из-за странного рисунка Инессы Октябревой. Мысль казалась дикой, и логические основания для нее тоже вроде бы отсутствовали, но учитель чувствовал, что прав. Во всем этом: во внезапном обмороке молодой практикантки, в записке четвероклассника, в непонятном изображении, сложенном из бессмысленного набора букв, была какая-то таинственная закономерность. Она маячила на границе сознания и не давалась в руки. Тем не менее Инюшкин мог поклясться, что события 1934 года, связанные с ярой комсомолкой Октябревой, и жуткий холод, сковывающий город, – звенья одной цепочки.
Прошло несколько дней с того момента, как Инюшкин обнаружил рисунок Инессы Октябревой. Мороз продолжал усиливаться. Казалось, он нарастает с каждым часом. Температура стабильно держалась уже ниже тридцати.
Погодная статистика Пензы знала и более сильные холода. Если покопаться в Интернете, можно найти информацию, что иногда в городе температура опускалась и до минус сорока. Правда, крайне редко и ненадолго. Но дело было даже не в том, что мороз крепчал. Было в этой стуже что-то противоестественное, жуткое.
Роман сидел в своей комнате, закутавшись в одеяло, грелся о свою любимицу бедлингтон-терьершу Лемми и смотрел на улицу в очищенное от инея окно. Он чувствовал, как мороз пробирается под одежду, заползает в каждую прореху, растекается по телу леденящим ощущением безнадежности. По улице изредка проходили люди, машин практически не было вообще, за исключением аварийных. Службы, призванные реагировать на чрезвычайные ситуации, метались по заснеженным дорогам Пензы в бессильных попытках наладить нормальную жизнь.
Но горячей воды уже не было почти повсеместно, кое-где пропало и электричество, потому что на проводах намерзали гигантские ледяные сосульки и рвали их своим весом. Интернет и телевидение в тех районах, где электросети были еще в порядке, продолжали работать, но это не слишком утешало, потому что за спиной постоянно маячил призрак крупномасштабной катастрофы.
Листая страницы городских форумов, «ВКонтакте» и блогов, Волкогонов узнавал, что холод стал по-настоящему опасен. Невзирая на показатели термометров, которые пока были еще не такими уж заоблачными, организм многих людей реагировал на стужу совершенно неадекватно. Как говорили пострадавшие, холод вымораживал тело изнутри, создавалось ощущение, что кости, органы и даже кожа превращаются в лед. При всем этом медики не находили следов обморожения или других свидетельств переохлаждения. И поначалу слова пациентов воспринимались как мистификация. Однако теперь, когда подобные свидетельства стали появляться все чаще и чаще, отмахиваться от них было уже нельзя – проблема стала фактом. Только как с ним справляться, пока никто не знал.