– Здесь? В тумбочке?
– Бом. Бом.
Волкогонов присел на корточки и открыл дверцу. На полке одиноко стояла небольшая потертая коробочка из-под чая.
– Что это? – спросил парень, поднимаясь на ноги.
– Аааа, – равнодушно протянула медсестра. – Это ее «сокровища».
– Что за сокровища?
– Да по сути, хлам. Ее же, бедную, удар прямо в школе хватил, где она практику проходила. Прямо на уроке, представляете? В Третьей больнице, куда ее привезли, врачи решили, что дело глухое, и отправили ее к нам в Наровчат. По месту прописки пациентки. С ней и все ее пожитки привезли. А там что? Тетрадки какие-то и вот эта коробка из-под чая. Тетрадки, сестры говорили, назад в школу отправили… а может, и выкинули просто. А эту свою коробку она отдавать отказалась, мычала, бомкала, из рук даже поначалу не выпускала. Ну, потом отошла маленько, но в сознание полностью так и не пришла. Так и жила тут при больнице, вон во флигельке – помогала как могла, убиралась, ее и выгонять-то некуда, а потом и слегла. А эта коробка так и хранится при ней.
Пока медсестра рассказывала, Дмитрий Николаевич подошел к Роману и заглянул через плечо. Парень снял с коробки крышку, и гости увидели, какие сокровища так долго оберегала Инесса Октябрева: старый алюминиевый крестик, прядку светло-русых волос, перевязанных красной ниткой, и зеленую пластинку непонятного металла размером с пятирублевую монету.
– Бом. Бом, – с нажимом произнесла старушка, и Волкогонов наклонился к ней, показывая содержимое чайной коробки. Трясущимися пальцами бывшая учительница с трудом извлекла оттуда чешуйку и крепко сжала ее в ладони, все время приговаривая свое «бом-бом».
Между тем медсестра пояснила:
– Насколько я знаю, крестик ее тетка принесла, вскорости после того как Ирина Сергеевна поступила. Сказала – это ее крестильный. Все надеялась, что он поможет племяннице. Да куда там! Старики говорили, та только головой махала и повторяла эти свои «бомы».
– А это что? – Волкогонов указал на руку Октябревой, в которой она держала непонятную чешуйку.
– Да шут его знает. Вроде бы в руке у нее зажато было, когда удар хватил. И так она эту штуковину и сжимала, пока кое-как уже здесь ей пальцы не разжали. Хотели выбросить, но она сильно волноваться стала, кричать. Так что положили ее ко всему остальному барахлу в коробку – так и хранится… А волосы неведомо чьи. Может, ее, а может, и нет. Я-то ее уже седой застала, так что не знаю.
Последние объяснения Роман уже не слушал. Ему показалось, что он догадался, что это за зеленая чешуйка, которую так берегла старушка. Он снова к ней повернулся, заглянул в глаза и подставил коробку.