XXVI. Ловушка или заговор?
В течение зимы 1920–1921 года культурно-просветительный отдел стал настоящим клубом, где собирались поболтать помимо «сахариновых» коммунистов артисты фабричного театра и я перед началом уроков с моими лекторами.
За последнее время стал часто навещать Отдел и заведовавший гаражом Экспедиции бывший белый офицер N. Обычно он подсаживался ко мне, внимательно прислушивался к «политическим» разговорам, но сам никогда не принимал в них участия.
Однажды явившись в отдел, я рассказала при нем о расстреле якобы уличенного «в сношениях с англичанами» знакомого моряка К., жившего в одном доме со мной.
Все отнеслись к моему рассказу очень сочувственно, и лишь один только N промолчал.
— Знаете, — сказала я остальным, когда он вышел из комнаты, — этот ваш «завгараж» мне подозрителен. Он слушает, но никогда не высказывает своего мнения или возмущения действиями большевиков. Заметили вы это? Не чекист ли он?
Надо мной посмеялись, что «у страха глаза велики», но я все же стала осторожнее в присутствии N.
Случилось как-то, что мне понадобилось ехать по делам студии к Гнедичу, но так как я не заявила об этом, как полагалось, накануне — все автомобили и лошади были уже в разгоне.
— Я вас подвезу, — сказал присутствовавший при переговорах об этом N. — Я сейчас еду в автогуж[59].
Мы направились к автомобилю, но, когда я хотела войти в него, N сказал:
— Если вам безразлично где сидеть, прошу вас занять место рядом со мной.
Очень удивленная, я согласилась и, вспомнив свои подозрения, подумала: «Наверно, выпытывать что-нибудь будет».
Действительно, не успели мы выехать из ворот фабрики, как, сильно замедлив ход, N спросил:
— Довольны вы своей службой в Экспедиции?
— Еще бы! Что бы со мной было, когда бы не эта служба.
— Главное, приятно, что вы имеете такое влияние на рабочих, сумели завоевать их симпатии…
— Да, это приятно.
«Чего он добивается? — мелькнула у меня снова мысль. — К чему это предисловие о “влиянии”»?