Вечером, предупредив Марусю, они с Адамчуком и Федей пришли в наробраз.
Обсудив детали предстоящей операции, решили, что Марусе и Феде надо ехать вместе под одной фамилией - как брату и сестре. Феде тогда не придется прятаться и выжидать удобного случая, чтобы встретиться с Марусей. К тому же они были похожи друг на друга: оба светлоглавые, русые, румяные. Выдать их мог только говорок: Федя был из Рязани и eq \o (а;ґ)кал на рязанский манер, за что и подучил прозвище «чакист». А Маруся была волжанка: она окала. Разница в выговоре становилась особенно заметна, когда они разговаривали между собой. И Адамчук предложил Феде выдавать себя за глухонемого. Это, кстати, избавило бы его от расспросов дотошных деревенских кумушек, уменьшило бы шансы проболтаться, но зато услышать можно было много интересного: глухих не стесняются.
Задача была нелегкая, но Феде она пришлась по душе. Поручение казалось ему пустяковым, некоторое усложнение только украшало его.
- А справишься? - спросил Адамчук прищурясь. - Молчать придется и днем, и ночью, и наяву, и во сне. Даже когда вы одни будете и то нишкни: не дай бог, поблизости кто пройдет! Выдержишь? Тебе ведь это не по характеру.
- Хо! - самоуверенно сказал Федя. - Год буду молчать, если надо, огнем из меня не выжгешь. Глядите, и сейчас начну. Для тренировки, - сказал он новое словечко, позаимствованное у Буркашина.
И действительно промолчал весь вечер. У парня был недюжинный актерский талант. Алексей не мог удержаться от улыбки, глядя на туповатое, безучастное выражение лица своего приятеля.
Кончая разговор, Адамчук спросил:
- Все понятно? Вопросов нет? И у тебя, Федюшка?
Федя не ответил. На его лице были написаны скука и безмятежное добродушие.
- Эй, я тебя спрашиваю! Все ясно?
Федя смотрел в завешанный паутиной угол и сонно моргал глазами.
- Федюшка, ты что? - Маруся тронула его за руку. - Тебя же опрашивают!
Федя непонимающе уставился на нее и быстро зашевелил пальцами, издавая при этом какие-то нечленораздельные «ао» и «уы».
На что неулыбчивый человек был Адамчук, и тот засмеялся, глядя на него. Маруся и Алексей закатились от хохота. А Федя удивленно смотрел на них, моргал глазами, а потом тоже радостно осклабился глуповатой улыбкой глухонемого, привыкшего к тому, что его порок вызывает у людей веселье.
- Все бы хорошо, - заметил Адамчук, становясь серьезным, - только чуб убери: слишком лихо для убогого.
Но Федя в ловушку не пошел и продолжал улыбаться блаженно и глуповато.
- Хитер! - похвалил Адамчук, - Теперь вижу: сможешь.
И лишь тогда Федя шмыгнул носом, запихнул чуб под кубанку и самодовольно подмигнул Алексею.