Семь месяцев Алексей проработал военным следователем. Здесь же приняли его и в партию…
В апреле двадцатого года дивизия остановилась в Верхнем Токмаке. Когда она двинулась дальше, Алексея в ней уже не было: он свалился в тифу. Он не видел, как уходила дивизия, не довелось ему проститься с товарищами, но, когда пришел в себя, обнаружил в больничной тумбочке толстую пачку писем от однополчан и характеристики, оставленные ему Силиным и начальником Особого отдела Головиным. С этими характеристиками, выписавшись из больницы, он приехал в Харьков, в ЦУПЧрезком [4], и оттуда, без толку проболтавшись две недели в ожидании назначения, был направлен в распоряжение Херсонской ЧК.
И вот теперь на попутной телеге въезжал в город рослый красноармеец, стриженый, худой после недавно перенесенного тифа. У него обветренные, обожженные солнцем скулы, твердый рот. И на вид ему можно дать много больше его девятнадцати лет. Только в пристальных светло-серых глазах такой же холодный и беспокойный блеск, как и два года назад…
Одет Алексей был плохо. Гимнастерка и штаны расползались от ветхости. Печальное зрелище представляли сапоги: истлевшие голенища, подошвы дырявые, кое-как скрепленные кусочками проволоки и подвязанные для верности веревкой. Из дырок торчали концы измочаленных портянок. Шинели не было совсем…
Возле Лютеранской улицы, где когда-то Алексей (тогда еще Лешка) стрелял в шпиона из иностранного вице-консульства, крестьянин повернул налево.
- Стой, дядю, ты куда?
- А то би що?
- Так мне ж прямо надо.
- Во голос! Ийды, хто ж тоби держить? - удивился возница.
Алексей спрыгнул с телеги. Спорить было бесполезно.
Впрочем, он не жалел, что оставшееся расстояние, придется пройти пешком.
И вот он снова шел по Суворовской в густой и прохладной тени ее раскидистых лип. Он вспомнил почему-то не восемнадцатый год, не немцев и расстрел фронтовиков возле Потемкинской, а то казавшееся необычайно далеким время, когда он бегал здесь мальчишкой. Вот улица, где находилась его гимназия. А вон кафе-кондитерская немца Лаупмана, где продавался шербет из разных сортов мороженого, сдобренного вареньем и орехами - мечта всех херсонских ребятишек. Эго удивительное по вкусу лакомство носило название «неаполитанское спумони». Сейчас кафе закрыто, витрины заложены досками, и на них висит объявление:
«Питательный пункт перенесен на Виттовскую».
Орудийные разрывы здесь слышнее, но, несмотря на это, народу много. Хозяйки с тощими кошелками; спешащие куда-то совслужащие; красноармейцы, матросы, крестьяне; беженцы с печальными и голодными глазами, забредшие с вокзала в поисках чего-нибудь съедобного. В тени пустующих деревянных киосков стайками сидят беспризорные…