Сажерук сидел на холодных каменных ступенях и ждал. Ему было не по себе от страха. Но он не мог понять, чего, собственно, боится. Может быть, памятник за спиной заставлял его думать о смерти. Сажерук всегда боялся ее, она представлялась ему холодной, как ночь без огня. Впрочем, сейчас нечто другое пугало его больше, чем смерть, – уныние. С тех пор как Волшебный Язык выманил его в этот мир, оно всегда и везде преследовало Сажерука, сковывало тело и лишало жизнь красок.
Рядом с ним Фарид скакал по ступенькам. Вверх-вниз, вверх-вниз. Его сильные ноги не знали усталости, а лицо выражало несказанное удовольствие, как будто Волшебный Язык вычитал его прямо в рай. Отчего он так счастлив? Сажерук обвел глазами раскинувшуюся перед ним деревню: узкие бледно-желтые, розовые и персиковые дома с темно-зелеными ставнями и ржаво-черепичными крышами, растущий у стены олеандр с полыхающими от цветов ветвями, кошки, трущиеся о теплые стены… К одной из них подкрался Фарид и схватил ее за серый хвост. Не обращая внимания на то, что кошка нещадно царапала ему ноги, он усадил ее себе на колени.
– А знаешь, что здесь делают, чтобы кошек не стало слишком много? – Сажерук вытянул ноги и, зажмурившись, посмотрел на солнце. – Когда приходит зима, своих кошек люди забирают в дом, а для бродячих выставляют миски с отравленной едой.
Фарид провел рукой по острым ушам серой кошки. Его умиленное лицо вмиг ожесточилось, от радости не осталось и следа. Сажерук быстро отвернулся. Зачем он это сказал? Так сильно раздражало счастье мальчика?
Фарид отпустил кошку, сел на нижнюю ступеньку памятника и поджал под себя ноги.
Он сидел в той же позе, когда те двое наконец вернулись. Книги у Волшебного Языка не было, зато по его напряженному лицу сразу было понятно, что его мучают угрызения совести.
Из-за чего Волшебный Язык чувствовал себя виноватым? Сажерук настороженно осмотрелся в поисках неведомой опасности. Волшебный Язык никогда не умел скрывать свои чувства и для каждого был открытой книгой. Дочь в этом отношении от него отличалась. Трудно было понять, что у нее на уме. Но теперь Сажеруку показалось, что в ее глазах он различил озабоченность или даже сочувствие. Это ему она сочувствовала? Что такого мог сказать девочке писака, что она пожалела Сажерука?
Когда Мо и Мегги приблизились, Сажерук поднялся, отряхнул штаны от пыли и спросил:
– У него не оказалось больше книг, верно?
– Верно, – ответил Мо. – Все его экземпляры украли. Еще несколько лет назад.
Мегги не сводила с Сажерука глаз.
– Почему ты так на меня смотришь, принцесса? – не выдержал он. – Знаешь что-то, чего не знаю я?