Чернильное сердце (Функе) - страница 249
Тень
Мое небо из меди
Земля – из стали
Луна моя – глины комок
Чума – мое солнце
Палящее в полдень
И дыхание смерти
В ночи.
У. Блейк. Вторая элегия Эниона
Хотя Мегги приходилось не раз читать в книгах о горячей ненависти, на празднике Каприкорна она узнала, что ненависть холодная, и почувствовала ее ледяную руку, сжимавшую сердце. Девочку знобило от ненависти, хотя ночь была теплая и легкий ветерок ласкал ее, словно хотел сказать, что мир по-прежнему прекрасен.
– Сегодня мы должны не только наказать предателей, но и встретить старого друга, – продолжил Каприкорн. – Кто-то из вас, возможно, помнит его, но ни один не забудет его, увидев хоть раз.
Многих охватил страх от слов Каприкорна. На худом лице Кокереля отразилась несчастная улыбка.
– Ну а теперь мы будем слушать чтение, – сказал он, кивнув Сороке.
Та хлопнула в ладоши, и к ней направился Дариус, держа в руках ту самую шкатулку, что стояла в ее комнате. Он открыл шкатулку и, опустив голову, подал ее Сороке. Сорока достала змей, не надевая перчатку, – они, наверное, спали – и повесила их себе на плечо. Она вытащила из шкатулки книгу, потом осторожно, как дорогое ожерелье, положила змей на место и отдала шкатулку Дариусу, с несчастным видом стоявшему на помосте. Мегги поймала его взгляд, полный жалости, когда Сорока, посадив ее на стул, положила ей на колени книгу.
Вот он, этот злополучный том в ярком бумажном наряде. Мегги стало интересно, какого же он цвета под суперобложкой, и она осторожно приподняла ее и увидела красную, словно огонь вокруг черного сердца, ткань переплета. От этой книги пошли все несчастья, и спасения можно было ждать только от ее автора. Прежде чем открыть книгу, Мегги погладила переплет. Она делала так всегда, это она переняла у Мо. С детства Мегги помнила, как отец берет книгу, с нежностью проводит рукой по переплету и открывает ее, как сундук, наполненный сокровищами. Иногда бывало и так, что под переплетом не оказывалось чудес. Такую книгу разочарованно закрывали, но это не относилось к «Чернильному сердцу». Плохие книги не оживают. Из них не выйдет ни Сажерук, ни даже Баста.
– Послушай меня, детка! – проговорила Сорока. Ее платье пахло лавандой, и этот запах повеял на Мегги словно угроза. – Если ты не выполнишь как следует то, что от тебя ждут, если станешь специально оговариваться или неправильно читать, и тот, кто нужен Каприкорну, не появится, то знай: Кокерель, – она вплотную нагнулась к Мегги, – перережет горло тому старику. Правда, Каприкорн может не дать такого приказа, потому что верит россказням старика, но я им не верю, поэтому Кокерель выполнит мой приказ. Поняла?