Всеобщая история любви (Акерман) - страница 170

Слушая, как Линда рассказывает о живущих с ней по соседству «девочках-лошадках», я начинаю вспоминать о моей нежнейшей привязанности, о моем глубочайшем увлечении. Когда мне было двенадцать, объектом моей любви были исключительно лошади. Хотя я тогда ощущала ее как тайную страсть, единственную в своем роде и невыразимую, в моем помешательстве на лошадях я была не одинока. Детские психологи не выделяют любовь к лошадям в особую, научно обоснованную стадию развития девочки в предподростковом возрасте, но я годами проводила свое собственное неофициальное исследование и выяснила, что восемь из десяти девочек проходят через этап обожания лошадей. Мальчики тоже любят лошадей и часто видят в них нечто волшебное, но не относятся к ним с тем же восторженным магнетическим обожанием, как девочки. Это возвышенное чувство, столь же сильное и навязчивое, как любовная страсть, наполняет все существование девочки, приводя ее в экстаз, пробуждая ее мечты, придавая смысл ее жизни. Даже те девочки, которые не умеют рисовать, могут нарисовать лошадь и часто рисуют лошадиные головы на полях школьных тетрадок. У них, как правило, есть пластмассовые лошадки и фигурки всадников, чтобы с ними играть, есть книги о лошадях, и они придумывают игры, в которых катаются на статных лошадях (или ими становятся). В качестве начинающей писательницы я решила делать для соседских ребятишек газету о лошадях, но потом отказалась от своего замысла, сообразив, сколько у меня уйдет на это времени, если писать каждый ее экземпляр от руки. Тогда я начала писать роман о лошади по кличке Буря и о девочке, которая ее любила. Просто удивительно, как много девочек делают для себя альбомы с картинками и газетными вырезками про лошадей. У меня до сих пор хранится мой собственный; я начала его вести в мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать лет, и это дневник типичного лошадиного маньяка. Он начинается переписанной мною «Молитвой лошади» анонимного автора, который, в стиле Диккенса, призывал обращаться с лошадьми по-доброму. Эта «Молитва» заканчивается словами: «Я не совершу богохульства, если попрошу об этом во имя Того, кто родился в яслях конюшни. Аминь». Дальше, на пожелтевших страницах, наклеено множество черно-белых фотографий разных людей со своими лошадьми, рисунков лошадей, вырезанных из газет объявлений о продаже лошадей, открыток с лошадьми. Там и фотографии знаменитых ковбоев и наездниц, позирующих на фоне своих лошадей. Там и снимки юных жокеев на манеже, верхом на лошадях, и игральная карта (восьмерка пик) с изображением головы лошади на «рубашке». Там есть и газетные заметки о показательных выступлениях лошадей или об их хозяевах, и рождественская открытка от девочки по имени Гейл, со счастливым видом позирующей возле своей белой лошади. Там и множество фотографий арабских жеребцов, хозяева которых заводят их в конюшню, и снимок из журнала о кино, на котором запечатлены Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард, играющие с двумя жеребятами. И наконец – моя самая главная ценность – моя фотография на фоне Прекрасного Шедевра – лошади, которую я считала совершеннейшим в мире воплощением красоты и силы. Моя восторженная улыбка объясняется тем, что, всего лишь прикоснувшись тогда к этому совершенству, я почувствовала себя как в раю. Иногда хозяин этой чистопородной лошади позволял мне расчесывать гриву на ее огромной голове. Однажды, в загоне, он посадил меня на лошадь и едва не упал в обморок, когда она меня понесла. Я съехала ей под шею, обхватила холку, но не упала. Через несколько минут хозяин нас поймал. Он весь трясся от ужаса и беспокойства, а я висела на коне, уцепившись за его гриву: мне казалось, что это лучшие мгновения моей жизни. В альбоме записано и первое из стихотворений, выученных мной наизусть. Мне нужно было прочесть его перед всеми в шестом классе, и я запнулась на слове «конвульсивно». Это была «Баллада о белом жеребце» – легенда о первозданном неистовстве, о призраках коней, о смелых охотниках. Текст этой баллады полон ярких художественных образов. В ней воспевается великодушный жеребец – и богоподобный, и непокорный, который описывался так: «Дух одинокий – но свободный…» Я и сейчас могу прочитать это стихотворение наизусть.