того, как они занимают свои места. Теперь, замурованные в своих тесных кабинах, гонщики надевают на лица жаропрочные трикотажные балаклавы, затягивают ремни шлемов и проверяют стяжки, скрепляющие шлем с огнеупорным комбинезоном для того, чтобы связки шеи не растягивались во время огромных перегрузок на поворотах. В их взглядах – одиночество. Щурясь, они концентрируются, и теперь на треке для них уже не остается никого из полумиллиона зрителей. Толпа может восторженно вопить, но гонщики ничего не слышат и не видят ничего, кроме трека.
Озабоченно нахмуренные брови Ансера и его морщинки можно разглядеть через отверстия в шлеме и балаклаве. Его темные глаза сосредоточенно сощурены. А век вообще не видно – видны только складки под ними, расходящиеся волнами, как барханы на выжженной солнцем Сахаре его лица. Потом гонщик опускает плексикгласовое забрало; теперь он полностью замурован. Плотно упакованный в костюм, сталь, стекловолокно и пенопласт, он, кажется, вот-вот расплавится на тридцатиградусной жаре Среднего Запада. Вскоре он будет дышать скоростью и станет трассой, одним-единственным длящимся натиском, гимном мужской сексуальности.
Вслед за государственным гимном звучит прочитанная священниками молитва Дня памяти погибших в войнах. Гонки не случайно стартуют в воскресное утро, в одиннадцать часов, во время церковной службы, – они начинаются с несколько преждевременной молитвы о погибших и покалеченных. «Аминь» – и трибуны замолкают. Джим Нэйборс поет о возвращении домой в Индиану. Тысячи разноцветных шариков спиралью, как гигантская молекула ДНК, взмывают в небо. «Джентльмены, – нараспев, слабым голосом ритуально произносит председатель гонок, – заводите ваши моторы».
– Изумительные машины, – кричит комментатор, – готовы!
Гоночные машины подрагивают; слышится шуршание их колес. Выезжают автомобили службы безопасности, чтобы ехать впереди болидов во время разминки – одного или двух кругов – на скорости свыше 160 км/ч, а механики экипажей спешно бегут в свои боксы, чтобы быть наготове. На электронном табло высоко над трибунами силуэты болельщиков скачут и радуются, размахивают флажками. Толпа, теснящаяся вокруг овального четырехкилометрового трека, беснуется и вопит, стремительно поднимаясь, как те самые, улетевшие в небо перед гонками шары, когда раздается рев гоночных автомобилей, вновь появляющихся в поле зрения на далеком повороте. Машины службы безопасности покидают трассу, и гонщики начинают свой полет. Лидирует Марио Андретти.
И тут же три машины сталкиваются. Их металлические части веером разлетаются высоко в воздухе, и гонку ненадолго прерывают. Гонщики сбрасывают скорость; им не позволено изменять свое положение до тех пор, пока с трассы не уберут обломки и не поднимут желтый флаг. Внезапно гонки возобновляются. Андретти по-прежнему лидирует. Его новый «шевроле» стремителен, но так ли он надежен, как машины с моторами компании Cosworth, выигравшие столько гонок? Болельщики садятся на свои места лишь на пятнадцатом круге. Андретти – всеобщий любимец, и трибуны неистовствуют от восторга.