— А что, для Светлых Небес слишком много грехов? — съехидничал я.
— Грехов хватает. Но в так называемый рай мне как-то не хочется.
— Почему?
— Ожидаемый вопрос от монаха… Был я на этих «небесах». Ничего там приятного нет. Плаваешь себе в пустоте и чувствуешь, как постепенно становишься частью мира… Безвольной и безликой частью.
— А Сатанова Яма? — Мне стало так интересно, что я заходил по комнате, между делом напяливая походный вариант рясы. Рубаха, плащ с капюшоном поверх и штаны на широких лямках — усовершенствование брата Руоза, которое было с радостью принято даже в Оцилоне, в том числе мастеровыми и стражниками.
— Примерно то же самое. Ты становишься куском угля, который медленно сгорает в кипящей лаве… Это очень больно, неприятно и к такому никогда не привыкнешь.
— Надо это записать… надо записать… — бормотал я, отыскивая бумагу в ящике стола.
— Не записывай, не приведи Венец если кто прочитает… Враз побросают все полезные дела и ударятся в разгул.
— Действительно… — Я почесал подбородок.
— Я не удивляюсь. У богов свои способы переваривать пищу.
— Пищу? — возмутился я, не переставая поражаться циничности собеседника.
— Если ты внимательно слушал бывалого человека, — зевнул Гарут. — То наверняка усвоил пару простых истин. Для богов мы — ПИЩА. В пищу идут души умерших. После смерти они сортируются по степени праведности, как смородина, например, черная, белая, красная… Как ты думаешь, зачем богам помещать души в некое пространство? Дабы вознаградить или покарать за земную жизнь? Глупости. Им это вообще ни к чему, неразумно было бы предполагать, что у богов нет своей корысти. Ад и рай, если упростить догматы — это их желудки. У прежних богов была другая корысть, они питались излучением аур молящихся. И, если откровенно, Сатан и Венец лично меня больше устраивают…
— Пусть так, — не стал спорить я. Надо было обдумать и приготовить свои аргументы. — Но что ты имеешь против этой миссии?
— Пока ничего. — Гарут поднялся со стула и задул огарок свечи. — Пошли уже по коням, пока меня твои монахи не засекли…
* * *
Из монастыря мы выехали на смирных лошадках, навьюченных снедью, одеждой и яблоками. Гарут не врал — яблоки он очень любил и хрустел ими при каждом удобном случае. Вопреки моим опасениям, братья ничего не сказали, увидев моего спутника. Наверное потому, что я облачил его в свою старую длиннополую рясу и накинул ему капюшон на голову — в таком виде его легко было принять за любого послушника. Хвала Господу, худых в монастыре хватало.
На первый взгляд, все казалось довольно просто. Пересечь земли, оставленные орками, заодно выжигая шаманскую магию. После пересечь земли, которые орки ещё не оставили. Тут посложнее, но если идти лесами и переправляться через реки вплавь или вброд, то можно не привлекать внимания аборигенов. Найти гору Хсаруса и вход в нее. Войти и выжечь амулеты. Тут я надеялся на своего спутника, который, как мне помнится по летописям, был тот еще убивец, и мог бы отвлечь внимание прислужников бога-демона, пока я доберусь до шаманов.