— А то я людей не знаю, — резюмировал Гарут и наддал каблуками. Кобыла возмущенно фыркнула, наклонилась за травинкой, проигнорировав команду. Гарут пожал плечами и с силой хлопнул ладонями. Некогда смиренная лошадка испуганно присела, позабыла о чревоугодии и поскакала с невиданной ею скоростью. Я не решился повторить воспитательный прием — Гарут-то опытный, всю жизнь в седле, да и упадет — не жалко.
Жалко, он ускакал именно тогда, когда у меня возникли вопросы по поводу встреченного нами гомлина. Природная тяга к знаниям в огромных количествах родила любознательность, а отсутствие книг ставило мой мозг в неприятную ситуацию. Не то, что бы мне неприятно спрашивать об этом воскрешенного спутника, но как-то не хотелось прослыть почемучкой и занудой.
— Гарут! — решился я, наконец его догнав. — А что ты знаешь про гомлинов?
— Ну, кроме того, что ты уже видел, и, вычитая народные заблуждения, можно сказать кратко: одиночки, живут в лесах, как размножаются — непонятно, самок никто не видел, жрут всё, что хоть чуть-чуть не каменное, рычат за счет пузырей, которые выдуваются в полости рта. Сильные, ловкие, боли не чувствуют, любят блестящие цацки, которые тащат к себе в пещеру. Ничего ценного для охотников за сокровищами.
— Проверял? — уточнил я.
— Проверяли, — поправил Гарут. — При мне проверяли.
— Угу. — Я представил группу охотников, пытающихся вытащить гомлина из его пещеры с целью посмотреть, на какой куче золота он сидит. — И много выжило?
— Из шестерых убежал только один, — лениво ответил Гарут. — На пятом гомлин уже наелся.
— Упокой Господь их души.
— «Перевари их Сатан» — было бы правильнее.
— Опять ты за свое? — возмутился я. — Думаешь, приятно об этом знать, даже если это правда?
— Я через это прошел, а на чувства остальных мне наплевать.
— Наплевать? Почему?
— Потому, что я через это прошел.
Я помолчал. Наверное, он был прав. Не знаю, как насчет блаженства и неги в чертогах Создателя, но пребывание в нутре Сатана озлобит любого наверняка. Человек слаб, и злобу затаить после такого — совершенно для него естественно.
Через полчаса мой спутник скомандовал привал. Вернее, скомандовала его лошадь, ибо вспомнила наконец, что она не степной скакун, а вполне даже обычная монастырская кляча семи лет от роду. Кобыла попросту самовольно завернула на полянку и пристроилась к пышному кустику. Моя лошадь, поддавшись греху завистничества и обжорства, поспешила к ней присоединиться, не оставив мне выбора.
— Гарут, — немного робея, сказал я, снимая торбу с припасами. — Ты меня беспокоишь.