— Да. Люди еще помнят, какое зло может причинить правильно составленная фигура, залитая кровью. Да и ты, монах, наверняка читал… Сам-то видел вряд ли, молод еще.
И вновь я смолчал о своем истинном возрасте. Не знает, и ладно, беды нет.
— Вот и прошу я тебя помочь, раз ты был там. Не видел ли кого? Не проводишь ли? Силой не поведу, но проводник нам нужен, все равно придется кого-то из местных брать.
— Что силой не поведешь — за то благодарствую, — позволил я себе отшутиться. — А только не найдешь ты своих ушельцев. Поди, зверье их растащило по кустам и теперь славно пирует. Видел я их, сталкивался. Прав был твой вожак, видать, и правда мудр.
Халмет напрягся, загорелся глазами, но не перебивал.
— Со мною пограничники были, — продолжал я. — Сцепились мы. Я… — И не открыться, и не соврать, не подменить правду ложью… Создатель, помоги! — Не воин я тогда был. Разошлись мы с пограничниками, так надо было, долг мой отличен от ихнего. Не знаю, чем у них дело кончилось, а только открылось мне, что один погранец уцелел, а из ушельцев не уцелел никто. Более не могу сказать.
— На все воля Венца, — согласился Халмет, слегка расслабляясь. И верно, не ждать теперь засады, не готовиться противостоять «изменившим обличье». — А только проверить я обязан. Не пойдешь с нами, значит? На дорогах неспокойно, а от стрелы и райдал вдругорядь не спасет.
— Ты уж прости… Нет. Своя дорога мне. А вот если встретимся потом на тракте, с радостью присоединюсь.
— Создатель знает, что за долг у тебя, — покачал головой тот. — Но не спорить же с тобой? На все ответом будет вера. Да будет так, иди, куда шел.
* * *
Гомлина падь — воистину место темного волшебства. Не злого, не черного, не замешаного на страхе и боли. Бард бы назвал это волшебством ночи, крестьянин бы лишний раз помолился и на всякий случай сплюнул, правитель посчитал бы меньшим злом… А тот, кто в одиночку пересечет Гомлину падь, будет всегда жить с этим волшебством в душе.
Даже если его душа и без того — сама ночь, расчерченная лишь печальными гитарными аккордами.
— Темный лес, ночной обидчик яркий облачных огней,
Слышен в чаще кашель спичек, виден серый круг камней,
Виден плащ из чьей-то шкуры, голова св седых кудрях,
Взгляд какой-то странный, бурый, тонет в розовых углях…
Говоривший и правда держал в руках спички — палочки, самую малость заряженные магией огня. Коснешься сухой коры — и тотчас вспыхнет огонь.
Круг камней тут тоже был, еще пару сотен лет назад устроенный кем-то заботливым. Гарут переложил гитару на плащ и всмотрелся в ночь. Там, за поваленным деревом, сидел мелкий гомлин, до ужаса боявшийся огня.