Коротков все еще молчал.
— Так вы слишком много сами на себя навешаете. Тяжело нести. Поделитесь с Казалинским Артуром Георгиевичем. Легче станет.
Коротков держал в правой руке акт судебно-медицинской экспертизы, и при упоминании имени Казалин-ского рука его непроизвольно сжалась, скомкав угол листа. Синельников осторожно высвободил лист, положил в папку и сказал:
— Один мой коллега любит выражение «как из мохнатого одеяла». Я вам вытряхнул все именно как из мохнатого одеяла. По-прежнему будете молчать?
Коротков пошевелил пальцами левой, сломанной руки, заключенной в гипс, и застонал. Может быть, хотел дать понять, что этот разговор его измучил. Журавлев сказал:
— Если вам плохо или вы устали, мы можем уйти. Отдохните, после продолжим.
— Чего уж там, — как бы даже снисходительно возразил Коротков. — Давайте все к разу.
— Тогда запишем. — Синельников сел за стол, стоявший в углу, у двери, ведущей в комнату, где проявляются рентгеновские снимки, и вынул из папки несколько синеватых разлинованных листов. — Относительно Перфильева отвечать будете?
— Не надо, товарищ Синельников, все равно не подловите, — тем же тоном сказал Коротков.
Синельников и сам знал, что тут пустой номер, он сделал эту попытку просто на всякий случай.
— Хорошо, пусть Перфильев останется на вашей совести. Кто мог надрезать шланги?
— Например, Казалинский.
— Отвечайте точно на вопросы. Почему «например»? Мог бы и еще кто-нибудь?
— Ну Казалинский.
— Это покушение на жизнь. Каковы мотивы? Почему он покушался?
— А это вы у него спросите.
— Вам мотивы неизвестны?
— Пока нет.
— Вы друзья?
— Можно считать и так.
— В каких отношениях были Перфильев и Казалинский?
— В деловых. Водку вместе не пили.
— С кем вы познакомились раньше — с Перфильевым или с Казалинским? — задал вопрос Журавлев.
— Приблизительно в одно время.
— А именно?
— Три года назад.
— Все-таки с кем раньше?
Коротков помолчал, словно бы взвешивая значение этого вопроса, и, кажется, не сочтя его серьезным, ответил:
— Ну, предположим, с Казалинским. Какая разница…
Синельников записал, посмотрел на Журавлева.
— У тебя все? — И обратился к Короткову: — Вам Перфильев дал прозвище «Отдел кадров». Кого он звал Клешней?
— Казалинского.
Все, что надо было установить срочно, они установили. Синельников снова посмотрел на Журавлева, подмигнул ему, положил листы протокола на папку, подошел к кровати.
— Прочтите и подпишите.
Коротков взял протянутую шариковую ручку.
— Я вам доверяю, товарищ Синельников. — Он подписал протокол, не читая.
— На сегодня хватит, — сказал Журавлев. — Поправляйтесь, мы еще поговорим.