— Может быть, есть какие-то другие мотивы?
И тут Коротков дал осечку. Он спросил:
— У него?
Лживые люди, привыкшие врать даже без надобности и по ничтожным поводам, когда, например, у них интересуются: «Ты вчера в кино ходил?», обычно переспрашивают: «Кто — я?» Чтобы дать себе время придумать ответ. Тут было нечто похожее, но в вопросе Короткова содержался еще и подтекст, который можно было прочесть и так: «У меня?» Коротков и сам сообразил, что слегка поскользнулся, но это не сбило его с толку. Так как Журавлев счел нужным промолчать, он пояснил:
— Клешня — страшная личность. Никто не знает, на что он способен.
— Александр Антонович был другого толка человек, не правда ли?
— Небо и земля! — воскликнул Коротков. — Александр Антонович — взрослый ребенок.
Позиции сторон, что называется, окончательно определились. Журавлев подкинул Короткову возможность продемонстрировать свою любовь к покойному Перфильеву.
— Вы никогда не ссорились?
— С ним невозможно было ссориться. И потом я намного моложе. Я уважал его. Он, правда, не разрешил Лене выйти за меня замуж до окончания института. Но в общем-то это понять можно. Он был справедливый мужик.
Ну, разумеется. Все так и должно быть. Кому придет в голову после таких слов подозревать человека в убийстве потенциального тестя?
Последнюю часть разговора Журавлев не стал оформлять в виде допроса. К сожалению, бумага не способна передать оттенков тона и настроения. Он вынул из чемоданчика опись драгоценностей, дал ее Короткову и сказал:
— Во время аварии при вас был кисет с драгоценностями. Тут они перечислены. Это все принадлежит вам?
— Не все, — внимательно прочитав опись, ответил Коротков.
— Уточните, пожалуйста.
— Серьги и браслеты не мои.
— Чьи же?
— Елены Перфильевой.
Журавлев вспомнил о настоятельном совете Синельникова дознаться, зачем Коротков приезжал к дочери Перфильева в ночь после несчастья с ее отцом.
— Вы навещали ее ради этого?
— Да.
— Принадлежащие вам ценности хранились у нее?
— Да.
— А к чему же было брать ее собственные?
— На всякий случай.
— Опасались конфискации?
— Можно считать и так.
— Ее драгоценности, значит, нажиты нечестным путем?
— Кое-что осталось от матери. Кое-что я подарил.
— А Казалинский не дарил?
— И он тоже.
Это Журавлев внес в протокол, попросил Короткова прочесть и подписать его, что тот и сделал.
Журавлев закрыл чемоданчик, взял магнитофон и сказал:
— Ну до свидания. Завтра я вас потревожу. Придется доставить вас в управление на очную ставку с Казалинским.