Мужчины вышли, а Синельников встал из-за стола и, сев на стул у стены рядом с девушкой, спросил:
— Вас как зовут?
— Свои — Манюня.
— А не свои?
— По паспорту — Мария Федоровна Лунькова.
Она отвечала неохотно, но без всякого намека на неприязнь. Перед Синельниковым был безмерно уставший, будто изверившийся во всем на свете человек, и это никак не вязалось с яркой голубизной глаз и тугими выпуклыми губами.
— Вам сколько лет?
— Двадцать один, — уже с некоторым вызовом сказала она, открыла лежавшую на коленях сумочку, вынула пачку зеленых пятидесятирублевок и протянула Синельникову. — Возьмите. Мне не надо.
— Чьи? — Принимая деньги, он не смог скрыть, что это для него неожиданно. И мимолетно обратил внимание на ее пальцы: ногти совсем короткие, словно она их обгрызала, и вместо маникюра какой-то странно-неровный коричневатый налет. Это не соответствовало, так сказать, общему облику.
— Александра Антоновича Перфильева.
— Он сам их вам дал?
— Славка дал.
— Кто это — Славка?
Она кивнула на дверь.
— Этот самый, молодой, красивый. Они в пиджаке лежали. И еще, гад, шуточки шутил: купнула я Сашу.
Синельников на мгновение испытал давно знакомое ощущение, чем-то схожее с чувством человека, который идет по тропинке в незнакомом лесу, упирается в развилку, не знает, по какой тропе идти дальше, чтобы выбраться к жилью, и вдруг видит шагающего навстречу путника.
— Уточним. Этот Славка взял их из пиджака Перфильева и отдал вам?
— Да.
— Он знал, что там были деньги?
— Конечно, знал. Они же дружки. Он думает, меня за червонец купить можно, сам говорил, а я…
Синельников развернул пачку, как карты, веером. Штук двадцать, не меньше. Тысяча рублей…
— Постойте, Мария. — Сейчас Синельникову соображать надо было очень быстро. — А в чем они лежали? Где бумажник?
— Саша-папаша бумажников не носил. Просто в блокноте.
Синельников подошел к маленькому столику, положил на него деньги и начал проверять карманы пиджака, но они были пусты.
— Блокнот ищете? — спросила Манюня. — Он у Славки.
— Как его фамилия? — на ходу, по пути к двери, спросил он.
— Коротков, если не врет.
Синельников машинально взглянул на часы. Он говорил с Марией, проводив мужчин в коридор, не более трех минут. За стены управления они уйти не могут. Но три минуты — достаточный срок, если кто-нибудь захочет уничтожить кое-что, особенно если это кое-что — простая бумажка. Нескладно получилось, но он не маг и не волшебник, всего предугадать нельзя, а обращаться с заявителями как с арестованными он не имел права.
Открывая дверь, Синельников уже был уверен, что дело тут нечисто.