Две собаки — чистокровная длинноухая спаниелька Муза и помесь дворняги с овчаркой Джек — сидели у ног и преданно смотрели в рот, ожидая, когда им перепадет кусок. Слушая охотничьи рассказы Николая Борисовича, Сергей уже два раза незаметно подбросил собакам мяса. С Музой у него с первого дня завязалась дружба. Джек тоже был добрый приятный пес. Одно ухо у него стояло прямо, как и положено овчарке, а второе, напоминая о плебейском происхождении, как раз посередине подломилось. Впрочем, это делало Джека еще более симпатичным. Его длинная клыкастая морда приобретала от этого добродушное и несколько лукавое выражение.
— Ты ел жареных кекликов? — спросил Витя. Сергей даже не слышал про кекликов. Витя снисходительно улыбнулся и продолжал:
— Это горные куропатки. В прошлом месяце папа был на охоте и убил двенадцать кекликов.
— Больше всех, — ввернула Капитолина Даниловна.
— Наш папа отличный охотник, — прибавила Лиля.
Николай Борисович вытер губы бумажной салфеткой и откинулся на спинку плетеного кресла. Над его плечом чуть заметно шевелилась виноградная ветка. На маленький глянцевый лист уселся зеленый богомол. Пошевелив блестящими крыльями, сложил на груди передние в зазубринах ноги и застыл в этой смиренной позе, покачиваясь вместе с листом.
— Вы бы видели, какое лицо было у Джалилова, когда мы собрались у машины, — сказал Николай Борисович. — Он ведь считает себя здесь лучшим охотником… В сумке у него было всего пять кекликов!
— Папа привез из Германии ружье, которое стоит больше тысячи! — с гордостью сообщил Витя.
— Как эта фирма называется, я забыла? — спросила Лиля.
— «Голанд-Голанд», — сказал Николай Борисович. — Я это ружье взял во дворце Хорти.
Бросив на Сергея торжествующий взгляд, Витя прибавил:
— А всего у папы четыре ружья. И все дорогие. Папа, ты обещал мне одно подарить…
— Ты ведь не охотник, — улыбнулся Николай Борисович.
— Я сегодня из «воздушки» в винограднике трех воробьев застрелил, — похвастался Витя.
Сергею стало скучно. Ему уже надоели эти разговоры про «нашего папу, который самый умный, самый добрый, самый-самый…». Никто никогда не возражал Земельскому, а когда он говорил, все смотрели ему в рот. А говорил Николай Борисович медленно, будто взвешивая каждое слово. И у него уже в привычку вошло после каждой фразы окидывать орлиным оком свое семейство. Поначалу Сергею казалось, что все они нарочно поддакивают ему, как это иногда делают, чтобы ублажить нервного, капризного ребенка. Однако, присмотревшись, он понял, что и Лиля, и Капитолина Даниловна, и Витя совершенно искренне считают главу семейства оракулом, изрекающим только мудрые истины. Особой мудрости в этих истинах Сергей пока не обнаружил. Скорее, это были прописные истины, но у домочадцев они вызывали тихий восторг и благоговение.