— Если бы все так, как ты, Прокопыч, поддавались моей агитации… — невесело улыбнулся Иван Ильич.
— Меня вы тоже убедили, — сказал Игорь. — Я вот все думал, не купить ли мне спиннинг и удочки, а теперь раздумал. Лучше я буду конным спортом заниматься. Люблю лошадей.
— А может быть, когда школу закончишь, поступишь к нам, в Главрыбвод, инспектором, а?
— Подумаю, — пообещал Игорь и с хитрой усмешкой поглядел на Прокопыча. — Я ведь теперь знаю, где орудует один старый опытный браконьер…
— Тьфу! — сплюнул Прокопыч. — И слово-то какое-то не нашенское, не русское.
— Настоящему русскому человеку всегда была свойственна великая любовь к своей родине, — очень серьезно сказал Иван Ильич. — А в это понятие любви к родине входит и любовь к ее природным богатствам: земле, лесу, рекам, озерам… И нет ничего обиднее, когда некоторые люди, распинаясь в своей любви к родине, садятся на машины, едут в лес и уничтожают там все живое, а в озерах — рыбу. Это не любовь к родине, а…
— Предательство, — подсказал хитроумный Игорь.
— Возможно, это и слишком крепко сказано, но доля истины есть, — сказал Иван Ильич.
Сергею все больше нравился этот человек. Его всегда привлекали цельные люди с сильным характером. Таких людей не снедают мелкие заботы о себе, их волнуют большие проблемы. Уже две недели они находятся в одной палате, а лично о себе Иван Ильич еще ничего не рассказал. Два или три раза его навещала маленькая худощавая женщина, очевидно жена. С ней Иван Ильич разговаривал очень тихо. И грубоватый голос его становился мягким, душевным. Женщина целовала его в щеку и уходила.
Гораздо чаще к нему приходили сотрудники и сидели до тех пор, пока сестра не прогоняла их. И это было совсем не вынужденное вежливое посещение заболевшего сослуживца, когда людям не о чем говорить, а так, сидят у постели, обмениваются пустопорожними словами и тоскливо думают, как бы поскорее уйти. Здесь же велись серьезные разговоры о работе учреждения, о происшествиях на водоемах, тут же на месте решались какие-то важные дела, подписывались бумаги. И случалось, посетители забывали, что пришли к больному, и начинали громко спорить, размахивать руками, доказывая что-то. Иван Ильич тоже повышал голос, большая рука рубила воздух…
И потом, когда сотрудники уходили, он еще долго не мог успокоиться, потирал больное колено и, глядя в потолок, говорил:
— Это самая отвратительная черта у человека — уйти от любой ответственности. Ничего самому не решать… На рыбзаводе в отсеках несколько миллионов мальков пеляди. Привезли ее черт знает откуда. Подкормки подходящей нет, ухода тоже никакого. Нужно немедленно мальков запускать в водоем, а они тянут волынку! Сами не могут решить, в какое озеро запускать, хотя об этот разговор ведется еще с зимы… Ну, разве можно так?..