— А если и он ему не понравится? — спросил Сергей.
— Кто? — непонимающе взглянула на него Лиля, убирая зеркальце и помаду.
— Я говорю, что будет, если твой новый возлюбленный не понравится дорогому папочке?
— Понравится, — сказала Лиля.
— Я совсем забыл, у него ведь слабость к военным…
— Прощай, Сережа, — сказала она.
— Подожди. Я все ждал, когда ты заговоришь о сыне…
— А что о нем говорить? Он живет у родителей. И будет пока жить у них. При разводе тебе определят алименты. Вот и все.
— Надеюсь, я смогу с сыном видеться? А когда все образуется, может быть, ты мне его отдашь?
— Я и не подозревала, что ты такой любвеобильный отец… — ядовито заметила она.
— Какой уж есть, но сын мне очень дорог.
— Раньше надо было думать… — сварливо начала было Лиля, но он перебил:
— Ты не ответила на мой вопрос.
— О чем ты говоришь? — взглянула на него Лиля. — Какая мать отдаст своего ребенка? У нас и закона такого нет, чтобы ребенок оставался у отца…
— Честное слово, ему будет лучше со мной!
— Я не уверена, — отрезала Лиля. — И прекратим этот бесполезный разговор. Сын будет со мной. Ты ведь сам не станешь его воспитывать? Наверняка свалишь на шею своей матери, а у нее и так двое… И потом, я не хочу, чтобы мой сын жил в нищете.
— А я не хочу, чтобы он вырос таким же паразитом, как твой…
— Не смей так говорить о моем отце! — крикнула Лиля. Щеки ее стали красными, глаза расширились.
— К этому мы еще вернемся, — отступил Сергей.
Не хватало еще скандалить, с женой здесь, под окнами больничного корпуса! Уже и так на них поглядывают из открытых окон.
— Я не запрещаю тебе встречаться с сыном, — несколько остыв, сказала Лиля. Она получила все бумаги, неприятный разговор позади, и ей хотелось поскорее уйти. Она уже отошла на несколько шагов, когда Сергей — он остался сидеть на скамейке — окликнул ее:
— Зайди, пожалуйста, к нашим, скажи Генке, пусть заберет мой чемодан и рукописи… Мне не хотелось бы возвращаться в твою квартиру…
Все так же тихо шумели деревья в парке, попискивали трясогузки на красной тропинке, величаво плыли над головой тяжелые облака. Мимо, шаркая растоптанными шлепанцами, проходили больные в серых халатах. Две санитарки стороной провезли на узкой тележке с блестящими колесами человеческую фигуру, закрытую белой с ржавыми пятнами простыней. Чугунная неподвижность этой вытянувшейся на узком ложе фигуры совсем не вязалась с оживленными лицами санитарок, солнечным днем, шумящими деревьями, птичьим гомоном. Да и белый приветливый домик на отшибе, окруженный тополями, колючим шиповником, с разбитой перед входом клумбой, куда направлялась тележка, совсем не вязался с мрачным названием «морг». Тележка выкатилась на ярко освещенную потрескавшуюся цементную дорожку, и от никелированных спиц во все стороны брызнули ослепительные солнечные зайчики.