— А сейчас слышите? — прислушалась Лиля.
— Это дрозд-пересмешник, — улыбнулся Сергей. — Соловьи весной поют. И не в бору, а в роще…
— Я думала, соловей, — разочарованно протянула Лиля.
Откуда-то донесся звонкий удар молота о наковальню. И тут же, будто после вступления царь-колокола, рассыпалась мелкая дробь молотков-колокольчиков. Прошелестела через мост машина. Громко три раза кряду прокричал петух, но ему почему-то никто не отозвался, лишь коротко мекнула коза да глухо застучала бадья о сруб колодца.
— Сергей, — взглянула на него Лиля, — если я не напишу этот очерк, что будет?
— Конец света, — рассмеялся он, но, увидев, что она даже не улыбнулась, прибавил: — Я на всякий случай сделаю несколько лишних снимков… Не будет текста — дадим фотографии с расширенной подписью.
— Я на вас надеюсь, Сережа, — сказала Лиля и, взглянув на часы, вздохнула: — Через час открытие этой… ГРЭС, а мы еще не завтракали…
5
Прополоскав отпечатанные снимки в воде, Сергей промокнул их газетой, свернул в трубку и отправился к редактору. У Голобобова уже ждали его ответственный секретарь дядя Костя и завсельхозотделом Шабанов. Сергей расстелил на огромном редакторском столе газету и разложил снимки. Все склонились над ними. Сергей со скучающим видом стоял в стороне и разглядывал тщательно замаскированную лысину Александра Федоровича. Редкие черные с сединой волосы были аккуратно зачесаны от уха к уху. Однако лысина розово просвечивала.
— Ишь ты, артист, как снял, — сказал Голобобов. — Прямо Братская ГЭС. Я думаю, эту панораму мы и дадим на первую, полосу.
— Насчет первой полосы я не уверен, — сказал дядя Костя. — Ждем сообщения ТАСС о запуске нового спутника с рекордным весом…
— Фантастика! — восхищенно заметил Шабанов.
— Может, уже по радио передали? — сказал Сергей. Ему не терпелось уйти из кабинета. В отделе культуры есть репродуктор. Наверное, почти все сотрудники собрались там.
— Поставим снимок на вторую, а остальные четыре — вот этот, этот и эти два — поместим вместе с текстом на третьей полосе, — продолжал Александр Федорович.
Дядя Костя положил макет на мокрые снимки и, низко нагнувшись (он был близорук), стал набрасывать красным карандашом четырехколонник с клише.
— Сколько строк текста? — спросил редактор, взглянув на Шабанова.
— Я еще не видел материала, — ответил тот.
— Мне нужно сто семьдесят строк, — сказал дядя Костя, измерив железной линейкой столбцы на макете.
— Где же текст? — спросил редактор.
Шабанов, моргая голубыми глазами, потер пальцами розовые пухлые щеки, пожал плечами:
— Она еще не пришла.