Капитолина Даниловна осторожно дотронулась до черных блестящих волос Роберта.
— Я не знаю, — растерялась она. — Наверное, ты плохо относился к Лиле…
— Этого я от тебя не ожидал, — взглянул Роберт на Лилю. — Признайся, ты ведь это нарочно, назло мне?
— Перестань дурака валять, — устало сказала Лиля. — Если бы ты действительно любил меня, мы бы давно поженились.
— Это было для всех нас неожиданно, — заметила Капитолина Даниловна.
— Мама, Сергей Волков — прекрасный парень и, я уверена, тебе понравится.
— Главное, чтобы ты была счастлива, доченька.
— Я счастлива, мама.
— По вашему телефонному разговору я этого не заметил, — усмехнулся Роберт. Он отодвинулся от Капитолины Даниловны и снова потянулся за бутылкой.
— Уже поздно, — взглянула Лиля на часы. — Ты, наверное, устала, мама?
— Намек понял, — ухмыльнулся Роберт. — Последнюю рюмку…
Лиля молча смотрела, как он пьет. На загорелой шее двигался острый кадык, на подбородке порез от бритвы. Взгляд ее ничего не выражал. Когда Роберт поставил бокал, она поднялась и, взяв со стола бутылку с остатками вина, унесла на кухню. Роберт проводил ее долгим взглядом, повернулся к Капитолине Даниловне и, будто прислушиваясь к самому себе, изумленно сказал:
— А ведь я ее, кажется, и вправду люблю… Что же теперь будет-то, тетя Капа?
— Ничего, — вернувшись в комнату, с холодной улыбкой произнесла Лиля. — Поздно спохватился, дружочек. А сейчас вставай и… до свиданья!
Он удивленно воззрился на нее:
— Ты раньше так со мной не разговаривала.
— То было раньше… — Она спокойно смотрела на него. — Мама с дороги очень устала.
Роберт встал и, глядя Лиле в глаза, тихонько попросил:
— Проводи меня, пожалуйста, до такси. Ну хоть до подъезда?
Что-то похожее на жалость шевельнулось в ней. Таким растерянным она никогда еще не видела Роберта. С него даже хмель слетел. Лиля вспомнила, каким обычно наглым и самоуверенным было это лицо. Когда она плакала, он снисходительно улыбался. Ему всегда нравилось, что она плачет. Его лицо становилось удовлетворенным, сразу улучшалось настроение. Он небрежно трепал ее за подбородок и лениво говорил: «Ну хватит, мышка… Мне надоело».
Он, конечно, врал. Смотреть, как она плачет на его широкой тахте, уткнувшись лицом в ковровую подушку, ему нравилось.
И уже не жалость, а торжество ощущала Лиля, глядя сейчас на него.
— Я уберу со стола, — сказала мать. — Роберт, не забудь корзинку.
Они молча оделись. Роберт поднял с пола тяжелую плетеную корзину с фруктами — гостинец от родителей из Андижана — и вместе с Лилей вышел на лестничную площадку. Пока дожидались мерно гудевшего лифта, попытался поцеловать Лилю, но она оттолкнула его.