– Я рад, что вы отозвались на мой зов. Приближающийся шторм принадлежит не только нашему миру.
– Возвращается Избранная жрица богини? – спросил один из старейшин.
– Нет. Это темный шторм. Из тех, что созданы злом.
– Чем можем помочь мы?
– Мы должны пойти в Священную рощу и удержать то, что старается вырваться на свободу, – сказал Мирный Орел.
– Но ведь совсем недавно мы одержали победу над этим злом, – возразил самый молодой из старейшин.
Мирный Орел мрачно улыбнулся:
– Зло невозможно победить окончательно. Пока боги дают свободу выбора обитателям этого мира, всегда найдутся те, кто выберет зло.
– Великое равновесие, – изрек его собеседник.
– Великое равновесие, – кивнул Мирный Орел. – Без света нет тьмы. Без зла добро не будет в равновесии.
Старейшины дружно выразили согласие.
– Так давайте поработаем во благо добра.
Рианнон встретила боль с радостью: для нее пришло время родиться заново, пришло время вернуться в Партолон и вернуть то, что принадлежало ей по праву. Она сосредоточилась на боли, стараясь думать о ней, как об очищении. Вознесение к Эпоне было отнюдь не безболезненным ритуалом, и вряд ли Придери запланировал для нее что-то более легкое.
Роды были долгими и трудными. Она так долго не владела своим телом, что стало шоком ощутить в себе мышцы и нервы. И накатывающие одна за другой схватки, которые расходились волнами откуда-то изнутри, из самой ее сущности.
Рианнон старалась не думать, как на самом деле должно было проходить рождение ее ребенка. Ее должны были окружать служанки и горничные. Ее должны были бы купать, ухаживать за ней и нежить – и поить древними травяными настоями, чтобы унять боль и страх. Служанки никогда бы не оставили ее рожать в одиночестве. А появление ее дочери на свет в мире Партолона было бы встречено празднованиями и знаками внимания Эпоны, которые показывали бы, что богиня довольна рождением дочери у своей Избранной.
Нет, ей нельзя было об этом думать, хоть втайне она и надеялась, что с рождением ребенка Эпона вернется к ней и подаст знак – хоть какой-нибудь знак. Даже если она и не в Партолоне, а этот ребенок у нее не первый. Во тьме, между волнами боли, которые казались бесконечными, Рианнон подумала о своем первом ребенке. О беременности, которую она прервала. Жалеет ли она о том, что тогда сделала? Хотя имеет ли смысл жалеть? В юности она сделала именно такой выбор и ничего изменить уже не могла.
Ей надо сосредоточиться на дочери, которую она сейчас производила на свет, не на ошибках своего прошлого.
Ее скрутила новая схватка, и она открыла рот, чтобы закричать, хотя и знала, что заточение не позволит ее боли и одиночеству подать голос.