– Уж постараюсь, – буркнул Лючано.
Гитарист закончил облачать «овоща» в красивый, серебристый с ало-белыми «вставками» скафандр. Он активировал системы, внешнюю акустику, за минуту прогнал диагностику – и с удовлетворением хмыкнул.
– Пошли, – махнул Лючано пенетратору, и первым оставил рубку.
Путь занял минут семь. Они двигались по центральному коридору, никуда не сворачивая. Дважды приходилось открывать промежуточные мембраны. Коды не требовались. Хватало простого касания сенсора – здесь, где опасность разгерметизации отсутствовала, блокировку удалось отключить дистанционно, из рубки. Схема корабля висела у Тартальи перед «глазами», накладываясь на картинку, транслируемую камерой.
По схеме ползли две красные точки: он и Шам-Марг.
Бо́льшую часть пути птица молчала. Лишь когда Бижан уведомил, что они подходят к заблокированным отсекам, флюктуация заговорила.
– Вы боитесь существование прервать. Так?
– Боимся, – Лючано пожал плечами.
– Это трудно есть. Все время бояться.
– Почему – все время? Все время мы об этом не думаем. Только иногда.
– Как здесь сейчас?
– Сейчас? Нет. Сейчас мы стараемся выжить. Некогда нам сейчас бояться.
– Ты интересное сказал. Буду думать.
– Внимание! Первая предшлюзовая мембрана. Борготта, наберите код…
Слушая указания капитана, Лючано набрал восьмизначный код. Загорелся оранжевый индикатор: «опасность средней степени». Тем не менее, мембрана втянулась в стены.
Тесный отсек через десять шагов перекрывала вторая мембрана. Здесь оказалось холодно, но, в общем, терпимо. Лючано задраил за собой перегородку.
– Борготта, входишь в экстрим-зону! Напоминаю: четыре минуты. Не забыл, что тебе делать?
– Помню.
– Не слышу. Повтори.
– Есть, капитан! – по-военному рявкнул взбешенный Тарталья.
– Не ори, я не глухой. Связь барахлит. Ну, удачи. Когда задраишь вторую мембрану, связь может пропасть. Тебе придется дей… само…
Голос Бижана утонул в скребущихся шорохах. Лючано вздохнул и двинулся вперед, к дальнему концу отсека.
– Подожди, – остановил его голос птицы. – Сказать хочу. Чтоб ты знал. В тебе часть нашего есть. Часть нашего вживается. Часть нашего растет. И то, и другое есть.
– И что? – в горле застрял щекотный комок.
– Вживется – станет тобой. Вырастет – уйдет. Два пути. На втором тебе не существовать. Сказать хотела. Идем.
«Тебе бы, птичка, в психотерапевты! – зло думал Лючано, набирая очередной код, заранее сброшенный Бижаном на „глаз“. – Мало того, что я с голой задницей в „экстрим-зону“ лезу, так еще новые перспективы. Сгорю, как полковник? Или обойдется? Ну да, обойдется! – с моим-то счастьем…»