Король нахмурился. «Наверное, уже мечтает об обеде и сне», – подумала я.
– Что ты можешь сказать в свою защиту, мальчишка? – спросил он.
– Только то, что я поступил так, как считал нужным, – спокойно ответил Мал.
– Мой сын думает, что у тебя была достойная причина.
– Полагаю, каждый человек думает, что у него есть достойная причина. Но это не отменяет того, что я дезертировал.
Брови Николая взметнулись ко лбу, а я едва удержалась, чтобы не встряхнуть Мала за плечи. Неужели нельзя хоть раз не быть таким суровым и прямолинейным?
Король еще больше нахмурился. Мы ждали.
– Хорошо, – наконец кивнул он. – Какой вред от еще одной гадюки в гнезде? Ты будешь разжалован с позором.
– С позором?! – выпалила я.
Мал только поклонился.
– Благодарю, мой царь.
Король лениво помахал рукой и раздраженно сказал:
– Вы свободны.
Я боролась с искушением остаться и оспорить его решение, но Николай прожигал меня предупредительным взглядом, а Мал уже шел к выходу. Мне пришлось поспешить вдогонку по голубому ковру.
Как только мы покинули тронный зал и двери за нами закрылись, я сказала:
– Мы обсудим это с Николаем. Заставим его изменить решение короля.
Мал даже не остановился.
– Нет смысла. Я знал, что так будет.
Несмотря на его слова, часть него, судя по поникшим плечам, все же питала надежды. Мне хотелось схватить его за руку, остановить, выразить сочувствие, сказать, что мы придумаем, как все исправить. Но вместо этого я пошла с ним вровень, с трудом поспевая и отмечая пристальные взгляды лакеев в каждом дверном проеме.
Мы прошли обратно по великолепным коридорам дворца и спустились по мраморной лестнице. Федор и его гриши ждали у места, где мы оставили своих лошадей. Они привели себя в порядок, насколько возможно, но их разноцветные кафтаны все равно смотрелись слегка потрепанно. Тамара и Толя стояли в сторонке, брошки с золотым солнцем, которые я им подарила, сверкали на грубых туниках. Я сделала глубокий вдох. Николай выполнил свою задачу. Теперь моя очередь.
Извилистая белая гравийная дорожка вела нас через территорию дворца, мимо газонов и высоких стен живой изгороди. Толя, обычно невозмутимый и молчаливый, ерзал в седле и недовольно поджимал губы.
– Что-то не так? – поинтересовалась я.
Думала, что ответа не последует, но он произнес:
– От этого места разит слабостью. И мягкотелыми людьми.
Я покосилась на великана.
– По сравнению с тобой мы все мягкотелые, Толя.
Обычно Тамара с легкостью могла развеселить брата, когда тот впадал в уныние, но на сей раз она удивила меня:
– Он прав. Такое впечатление, будто это место медленно умирает.