– Кроме Ивана и Дарклинга?
Я кивнула.
– Два инферна, которые помогли им сбежать. Пара солдат Первой армии и шквальная Наталия, но она умерла через два дня от ран.
Я закрыла глаза. Сколько людей было на борту скифа? Тридцать? Сорок? Мне поплохело. Я слышала их крики, вой волькр. Чувствовала запах пороха и крови. Я пожертвовала ими ради Мала, ради свободы, но в итоге они погибли зря. Мы снова в лапах Дарклинга, и он стал даже более могущественным, чем прежде.
Женя положила руку поверх моей.
– Ты сделала, что должна была, Алина.
Я резко хохотнула и выдернула руку.
– Так говорит тебе Дарклинг? И как, легче от этого?
– Не особо, – она опустила взгляд на колени, комкая и расправляя полы кафтана. – Он освободил меня, Алина. Что я должна была делать? Бежать обратно во дворец? К королю? – Девушка яростно замотала головой. – Нет. Я сделала свой выбор.
– А остальные гриши? Не может такого быть, чтобы все перешли на сторону Дарклинга. Сколько из них осталось в Равке?
Женя напряглась.
– Не думаю, что могу обсуждать это с тобой.
– Женя…
– Ешь, Алина. Попытайся отдохнуть. Скоро мы достигнем льдов.
Лед. Значит, мы не возвращались в Равку, а двигались на север.
Она встала и смахнула пылинку с кафтана. Сколько бы она ни шутила о цвете, я знала, как много он для нее значит. Он доказывал, что она настоящий гриш – защищенная, почитаемая. И самое главное – уже не служанка. Я вспомнила о загадочной болезни, ослабившей короля прямо перед переворотом Дарклинга. Женя была одной из немногих гришей, имевших доступ к королевской семье. И она воспользовалась этим, чтобы заслужить право носить красный кафтан.
– Женя, – позвала я, когда она подошла к двери. – Еще один вопрос.
Ее рука замерла на щеколде.
Это казалось таким незначительным и глупым после всего, что произошло. Но вопрос не давал мне покоя.
– Письма, которые я писала Малу во дворце. Он сказал, что так их и не получил.
Она не обернулась, но я заметила, как поникли ее плечи.
– Их никогда не отправляли, – прошептала девушка. – Дарклинг говорил, что ты должна оставить свое прошлое позади.
Она закрыла дверь, и я услышала, как щелкнул засов.
Все то время, которое мы провели за веселыми беседами, чаепитиями и примерками… все это время она мне лгала. Хуже всего то, что Дарклинг был прав. Если бы я продолжала цепляться за Мала и воспоминания о любви к нему, то никогда бы не овладела своей силой. Но Женя этого не знала. Она просто следовала указам и разбивала мне сердце. Не знаю, как это называется, но определенно не дружбой.
Я повернулась на бок, чувствуя под собой мягкое покачивание корабля. Похоже ли это на убаюкивание матерью своего младенца? Кто его знает. Иногда Ана Куя напевала себе что-то под нос, пока гасила свет и закрывала на ночь спальни в Керамзине. Это было нечто самое близкое к колыбельной, что мы с Малом когда-либо слышали.